Читать книгу "Гонка - Клайв Касслер"

— До свадьбы? Могу я спросить, как вы начали летать?

На ее открытом лице появилась веселая улыбка.

— Сбежала из дома — спрятала волосы под шапкой и выдавала себя за мальчика.

Это нетрудно, подумал Белл. Она весит не больше ста фунтов.

— Я нашла работу на велосипедной фабрике в Скенектеди. Владелец по выходным строил летающие машины, и я помогала ему с моторами. Однажды в понедельник, вместо того чтобы идти на работу, я пробралась на поле и полетела.

— Без уроков?

— А кто мог меня учить? Тогда никаких школ не было. Почти все мы научились летать самостоятельно.

— Сколько вам было тогда?

— Семнадцать.

— И вы просто сели в машину и полетели?

— А почему нет? Я знала, как она работает. То есть я хочу сказать, аэроплан летает потому, что отталкивает воздух вниз…

— Итак, без всякого формального обучения, — улыбнулся Белл, — вы доказали и теорему Бернулли, и существование эффекта Вентури.

— Что, что?

— Я только хочу сказать, что вы научились использовать крылья, чтобы создавать под ними вакуум. Это заставляет самолет подниматься.

— Нет, — рассмеялась она. — Нет, мистер Белл. Вентури и все остальное — для меня это слишком сложно. Мой друг Марко Селер вечно болтал о Бернулли. А просто дело в том, что летающая машина толкает воздух вниз и потому летит. Наклон крыльев — всего-навсего способ направить воздух туда, куда вам нужно, — вверх, вниз, в стороны. Воздух удивителен, мистер Белл. И силен, гораздо сильней, чем вы думаете. Хорошая летающая машина вроде этой… — Она любовно положила руку на покрытый тканью борт. — Это лучшая машина Марко, она заставляет воздух держать вас.

Белл принял все это с некоторым удивлением. Он тепло относился к молодежи и часто брал под свое крыло учеников детективов, но не мог припомнить человека, который в двадцать один год говорил бы так четко и уверенно, как эта фермерская дочка из глуши Северного округа.

— Никогда не слышал такой простой формулировки.

Однако пока она не пролила никакого света на привычки своего мужа. Белл продолжил ее расспрашивать, и у него сложилось впечатление, что до замужества она почти не знала Фроста, а выйдя замуж, научилась только бояться его. Он заметил, что она то и дело смотрит на другие аэропланы, садящиеся на поле или взлетающие с него. Какое бы юношеское невежество или смятение ни заставило уязвимую наивную девушку выйти замуж, с тех пор она превратилась в уверенную женщину-воздухоплавательницу.

— Научившись летать, вы могли еще многому научиться у своего друга Марко?

Джозефина вздохнула.

— Я не понимала его итальянский, а он плохо говорил по-английски и вечно возился с машинами. — Лицо ее прояснилось. — Но одному он меня научил. Мне стоило большого труда понять, что он говорит по-английски. Но в конце концов я вытянула это у него. Он сказал: «Хорошая летающая машина должна летать — она хочет летать». Ну разве не удивительно?

— Это правда? — спросил Белл.

— Полная и несомненная. — Она снова положила руку на машину. — Так что, пожалуйста, простите меня, мистер Белл, если у вас нет больше вопросов. Я надеюсь, эта хочет летать. Но требуется время, чтобы убедиться в этом.

— Вы скучаете без Марко Селера?

Глаза ее не затуманились, как докладывал Арчи, но Джозефина призналась, что конструктора ей очень не хватает.

— Он был добрым и мягким. Совсем не таким, как мой муж. Да, мне его не хватает.

— Тогда для вас утешение — летать на его последней машине.

— Благодаря доброте и щедрости мистера Уайтвея. Вы ведь знаете, он купил ее у кредиторов Марко. — Она покосилась на Белла. — Я у него в большом долгу.

— Ну, вы можете отплатить ему, участвуя в гонке за кубок Уайтвея.

— Я должна не просто участвовать в гонке. Я должна выиграть кубок Уайтвея. У меня нет своих денег. Я полностью зависела от Гарри, а теперь завишу от мистера Уайтвея.

— Уверен, он будет благодарен, если вы выиграете гонку.

— Никаких если, мистер Белл. — Джозефина устремила взгляд в небо, куда поднимался «Блерио» цвета пергамента, а когда снова посмотрела на Белла, глаза ее стали непрозрачными. — Я выиграю, мистер Белл. Но не ради его благодарности. Я выиграю, потому что постараюсь изо всех сил и потому что Марко построил машину, которая лучше всех участвующих в гонке.

Позже в разговоре с Арчи Исаак сказал другу:

— Будь я азартным, я бы поставил на нее.

— Но ты и есть азартный! — напомнил Арчи.

— Это верно.

— Белмонт-парк кишит безработными игроками, которые с радостью избавят тебя от твоих денег. Нью-йоркские реформаторы только что издали закон, запрещающий ставки на бегах лошадей. Гонка «Атлантический — Тихий» для букмекеров — божья благодать.

— И как ставят на Джозефину?

— Один к двадцати.

— К двадцати? Ты шутишь? Да тут можно выиграть целое состояние.

— Букмекеры считают, что она выступает против лучших летчиков Америки. И еще они считают, что нас побьют европейцы, ведь на их счету все рекорды в длительных гонках через страны.

Белл отправился искать букмекера, который принял бы ставку в тысячу долларов на Джозефину. Ему сказали, что лишь один может принять такую большую сумму, и направили его к Джонни Масто, невысокому, широкоплечему, средних лет: Джонни был в клетчатом костюме, и от него пахло дорогим одеколоном; такой одеколон использовали в парикмахерской отеля «Плаза». Старое помещение под трибунами, где раньше принимали ставки, в связи с запретом пари на бегах и скачках превратили в выставочный зал, где демонстрировали двигатели и запасные части самолетов, автомобилей и моторных лодок. Масто таился в глубине, за лесом стальных колонн, которые поддерживали трибуны. У него был сильный бруклинский акцент, какой Белл слышал только в оперетте.

— Вы правда хотите это сделать? — спросил букмекер, который сразу распознал частного детектива, едва его увидел.

— Решительно да, — сказал Исаак Белл. — На самом деле, раз уж вы спросили… пусть будет две тысячи.

— По миру пойдете, мистер. Но все обойдется, если я вначале задам несколько вопросов.

— Что?

— Это гонка с заранее известным результатом?

— Заранее известным? Но ведь это не бега и не скачки.

— Я знаю, что это не лошади. Но все равно это гонка. Результат определен заранее?

— Нет. Это точно. Никакой договоренности нет, — сказал Исаак Белл. — Гонка одобрена Американским обществом воздухоплавания. Все будет честно, как в церкви.

— Да, да, да, только эта девушка — жена Гарри Фроста.

— Она больше не имеет ничего общего с Гарри Фростом.