Читать книгу "Нежная добыча - Пол Боулз"

— Значит, едешь кататься верхом, — сказала Луча. Голос ее звучал бесстрастно.

— Да. Поедешь? Видимо, нет. Мы скоро вернемся — или нет, Рико?

Дон Федерико, пропустив ее вопрос мимо ушей, сказал Луче:

— Тебе тоже не помешало бы съездить.

Когда она не ответила, а вышла из ворот и захлопнула их, он велел одному пастуху слезть с лошади и подсадить на нее Чалию. Та по-мужски уселась и сверху широко улыбнулась юноше.

— Теперь ты с нами не поедешь! У тебя нет лошади! — крикнула она, с силой натянув поводья, чтобы лошадь стояла совсем смирно.

— Так, сеньора. Я поеду с сеньорами.

Говорил он архаично и уважительно — так принято у простых индейцев. Их вкрадчивая вежливость всегда раздражала Чалию — она считала, и довольно ошибочно, что за нею таится насмешка. «Ну точно попугаи, которые затвердили две строчки из Гонгоры[13]!» — смеялась она всякий раз, когда при ней кто-то заговаривал об этом. А малый еще подлил масла в огонь, назвав ее «сеньорой». «Вот болван! — подумала она. — Должен знать, что я не замужем». Но опять взглянув сверху вниз на пастуха, она вдруг заметила, какие у него белые зубы и совсем юное лицо. С улыбкой она сказала: «Как жарко с утра!» — и расстегнула верхнюю пуговицу на рубашке.

Паренек побежал к загону и тут же прискакал обратно верхом на лошади, более крупной и норовистой. Это развеселило других погонщиков, и они, посмеиваясь, тронулись в путь. Дон Федерико и Чалия ехали рядом, парнишка — за ними следом, то насвистывая, то негромко успокаивая свою чересчур нервную лошадку.

Так они с милю ехали по открытому месту между лесом и домом. Затем по ногам всадников зашаркала высокая трава — лошади спустились к реке, пересохшей, лишь узкий ручеек бежал посередине. Они двинулись вниз по течению, и чем дальше ехали, тем выше становилась растительность по берегам. Чалия перед выездом заново накрасила ногти, и настроение у нее поднялось. Они с доном Федерико говорили об управлении ранчо. Особенно ее интересовали расходы и ожидаемая прибыль — притом, что никакого представления о ценах у нее не было. В поездку Чалия надела огромное сомбреро из мягкой соломы, и поля его спускались ей на плечи. Каждые пять минут она оборачивалась и, помахав пастуху, по-прежнему державшемуся позади, кричала:

— Мучачо[14]! Ты у нас еще не потерялся?

Впереди показался большой остров, разделявший реку на два рукава, верхняя его часть казалась сплошной стеной из ветвей и лиан. У подножия гигантских деревьев, среди серых каменных глыб, расположились десятка два коров, отсюда совсем крошечных — они лежали, сгорбившись, в грязи или бродили, выискивая, где гуще тень. Дон Федерико неожиданно пустил коня в галоп и принялся что-то громко обсуждать с пастухами. Почти в тот же миг Чалия натянула поводья и остановила свою лошадь. Паренек быстро с ней поравнялся. Едва он приблизился, она окликнула его:

— Жарко, а?

Всадники снова тронулись. Парнишка кружил вокруг нее.

— Так, сеньора. Но это потому, что мы на солнце. Там, — он показал на остров, — много тени. Они уже почти там.

Чалия ничего не ответила, сняла с головы сомбреро и принялась обмахиваться полями. Двигая рукой взад и вперед, она поглядывала на свои ярко-красные ногти.

— Какой гадкий цвет, — пробормотала она.

— Что, сеньора?

— Ничего. — Она помолчала. — Ах, какая жара!

— Поехали, сеньора. Мы едем?

Она сердито смяла в кулаке тулью сомбреро.

— Я не сеньора, — сказала она с расстановкой, глядя, как всадники впереди подъехали к коровам, нарушив их забвение. Мальчишка улыбнулся. Она продолжала: — Я сеньорита. Это не одно и то же. Или ты считаешь, разницы нет?

Парнишка растерялся: он почувствовал, что она вдруг обозлилась, но не понимал, из-за чего.

— Так, сеньорита, — вежливо, однако неуверенно ответил он. И уже посмелее добавил: — Я Роберто Пас, к вашим услугам.

Солнце светило на них с высоты, и его отражала слюда в камнях под ногами. Чалия расстегнула еще одну пуговицу на рубашке.

— Жарко. Скоро они вернутся?

— Нет, сеньорита. Они вернутся по дороге. Мы едем или нет? — Он развернул лошадь к острову.

— Не хочу туда, где коровы, — капризно сказала Чалия. — У них полно garrapatas[15]. Garrapatas впиваются в тело и залезают под кожу.

Роберто снисходительно рассмеялся.

— Если не слезать с лошади, сеньорита, garrapatas ничего вам не сделают.

— Но мне хочется спуститься на землю и отдохнуть. Я так устала! — Стоило ей произнести эти слова, как жара окончательно утомила ее; а потому вместо досады на мальчишку ее внезапной болью окутала острая жалость к себе и гнетущая тоска. Бессильно склонив голову, Чалия всхлипнула: — Ay, madre mía! Бедная моя мама! — На миг она забылась, а лошадь ее медленно побрела к деревьям у высохшего русла.

Роберто озадаченно поглядел, куда уехали всадники. Все они уже скрылись из виду за дальней оконечностью острова; коровы снова улеглись.

— Сеньорите не надо плакать.

Она не ответила. Поводья никто не натянул, и ее лошадь резвее затрусила к лесу. В тени у кромки реки парнишка нагнал ее.

— Сеньорита! — окликнул он.

Чалия вздохнула, подняла голову, по-прежнему сжимая в руке сомбреро.

— Я очень устала, — повторила она. — Я хочу слезть и отдохнуть.

В глубь леса уходила тропа. Роберто поехал первым, обрубая мачете отбившиеся лианы и ветки кустов. Чалия ехала следом, безучастно держась в седле, — она как-то сразу успокоилась, вступив в этот зеленый мир тишины и сравнительной прохлады.

Так они медленно ехали через лес примерно с четверть часа, ничего не говоря друг другу. Когда они приблизились к воротам, Роберто, не слезая с седла, открыл их и придержал, пропуская Чалию. Проезжая, она улыбнулась и сказала:

— Как здесь хорошо.

Он ответил, как ей показалось, резковато:

— Так, сеньорита.

Деревья впереди расступились, и за ними открылся волнистый простор, тут и там, будто нарочно украшенный гигантскими белоствольными сейбами. Знойный ветер обдувал взгорье, воздух звенел от цикад. Чалия остановила лошадь и спрыгнула на землю. Под сапогами затрещал ковер крохотных растений, похожих на чертополох. Чалия осторожно села в тени на самом краю поля.

Роберто привязал лошадей к дереву и встал, глядя на нее настороженно и враждебно, — настоящий индеец перед тем, что выше его понимания.

— Садись. Вот тут, — сказала она.