Читать книгу "Тезка - Джумпа Лахири"

Ашок и Ашима постепенно уступают американской жизни и в других отношениях. Хотя Ашима не сдается и продолжает носить только сари и сандалии, купленные в магазине «Бата», Ашок, который всю свою жизнь ходил в сшитых на заказ костюмах и рубашках, теперь покупает их в универмагах. Он перешел с перьевой ручки на шариковую, а свою когда-то любимую бритву с лезвиями фирмы «Уилкинсон» и кисточку для бритья с кабаньей щетиной обменял на одноразовые лезвия фирмы «Бик», продающиеся по шесть штук в упаковке. Хотя Ашок теперь «полный» профессор, то есть имеет бессрочный контракт с университетом, он больше не носит пиджаков и галстуков. Поскольку везде, куда бы он ни повернулся, висят часы: над кроватью, над кухонным столом, за которым он пьет чай, в машине, на стене напротив его рабочего стола, его наручные часы фирмы «Фавр-Лёба» как-то незаметно оказываются на самом дне ящика с носками. В супермаркете родители позволяют Соне и Гоголю накладывать в тележку их любимые продукты: нарезки сыра, майонез, консервированного тунца, хот-доги. Для бутербродов, которые Ашима готовит Гоголю в школу, она покупает в отделе деликатесов запеченную говядину и буженину — дети ее просто обожают! По настоянию Гоголя Ашима раз в неделю готовит американский обед специально для него — гамбургеры из бараньего фарша, жареного цыпленка или пиццу. Готовить говядину она по-прежнему отказывается.

Тем не менее они делают все, что в их силах. Возят детей на «Трилогию об Апу»[10], на концерты традиционного индийского танца и игры на ситаре.

Когда Гоголь переходит в третий класс, родители записывают его на курсы бенгальского языка и культуры, организованные на дому у одного из их друзей. Занятия проходят каждую вторую субботу. Они хотят, чтобы их дети были хоть немного похожи на них, но каждый раз с безнадежной отчетливостью понимают, что этого не будет. Гоголь и Соня говорят на чужом для их родителей языке с тем же произношением, что и американские дети, с беспечной легкостью, без малейшего напряжения. На уроках бенгали Гоголь учится произносить совершенно непривычные для него звуки, писать буквы, которые, кажется, подвешены на веревке, ему стоит немалых трудов повторить их причудливые изгибы, а потом еще и собрать из них свое имя. На уроках дети читают переписанные от руки тексты на английском языке, которые им раздает преподаватель, — о Бенгальском Возрождении, о революционной деятельности Субхаса Чандры Боса[11]. Большинство детей отчаянно скучают — они бы предпочли заниматься балетом или гонять мяч на футбольной площадке. Гоголь же ненавидит эти занятия из-за того, что приходится пропускать занятия своей любимой изостудии, куда он записался по совету учителя рисования. Уроки в изостудии проходят на верхнем этаже публичной библиотеки под круглым стеклянным куполом, а если погода хорошая, они гуляют по исторической части города с большими этюдниками под мышкой и останавливаются, чтобы сделать карандашные зарисовки того или иного фасада. Оказывается, рисовать здания — необыкновенно увлекательное занятие! А вместо этого ему приходится сидеть на уроках бенгали, читать идиотские рассказы в букварях, страницы которых сшиты вручную, — учитель привез их из Калькутты. Эти буквари рассчитаны на пятилетних детей, и напечатаны они на бумаге (Гоголь не может не отметить), очень похожей на туалетную, только похуже качеством.

Пока Гоголь мал, он вполне доволен своим именем. Оно такое круглое, уютное, и ему приятно перекатывать «го» и «голь» на языке. На дни рождения мама заказывает торт, на котором его имя написано ярко-синей глазурью на фоне белоснежного крема. Оно кажется ему совершенно обычным, ничем не отличающимся от имен друзей. Его не беспокоит, что это имя невозможно найти на сувенирах вроде магнитов на холодильник, значков или брелоков для ключей. Родители когда-то рассказали ему, что его назвали в честь великого русского писателя, который жил в прошлом веке. Это имя известно всему миру, сказали они, и никогда не будет забыто. Однажды отец даже отвел его в университет скую библиотеку и показал ему полки, заставленные книгами, на корешках которых действительно было написано его имя. От их количества у Гоголя широко раскрылись глаза. Отец снял с полки один из томов и раскрыл его наугад. Гоголь взглянул на желтоватую страницу — шрифт был гораздо мельче, чем в книжках про братьев Харди, которыми он зачитывался последнее время.

— Через несколько лет ты, надеюсь, дорастешь до них, — сказал отец.

Хотя учителя, замещающие их основных преподавателей, порой медлят, прежде чем произнести его имя и выговаривают его неуверенно, постоянные сотрудники школы воспринимают его как самое обычное, а одноклассники давно уже перестали дразниться «гоголь-моголь». Даже родители привыкают видеть его домашнее имя на официальных бумагах.

— Гоголь — превосходный ученик, — говорят им учителя, — он вдумчивый, внимательный, любознательный и общительный.

Год за годом они пишут только полные восхищения отчеты о его способностях.

— Давай, Гоголь, молодец! — дружно вопят друзья, когда Гоголь обгоняет одноклассников на стометровке и побеждает в очередном забеге.

Его фамилия тоже не вызывает у него неловкости — наоборот, он ею гордится. За десять лет своей жизни он побывал в Калькутте четыре раза: два раза летом, один раз зимой и еще один раз во время праздника Дурга-пуджа. Он помнит, как достойно выглядело имя Гангули, выгравированное на белоснежной оштукатуренной стене дома, который когда-то принадлежал его бабушке и дедушке по отцовской линии. А какое потрясение он испытал, открыв «Желтые страницы» Калькутты и обнаружив в ней шесть страниц, заполненных одними Гангули, да еще напечатанными мелким шрифтом в три ряда на каждой странице! Гоголь был тогда настолько поражен количеством Гангули в одной лишь Калькутте, что хотел даже вырвать эти страницы себе на память. Когда он поделился этой идеей с одним из кузенов, тот чуть не лопнул от смеха. По дороге в гости к очередному дяде отец показал ему имя Гангули еще раз десять — на вывесках над магазинами продуктов, над аптеками, булочными, кондитерскими. Отец объяснил Гоголю, что фамилия Гангули — наследие британского владычества: так колонизаторы произносили бенгальскую фамилию, изначально звучавшую как Гангопадхайа.

Дома, на Пембертон-роуд, Гоголь помогает отцу наклеивать золоченые буквы, которые они набрали в магазине скобяных товаров, на их стоящий у дороги почтовый ящик. Однако на следующее после Хеллоуина утро по дороге на автобусную остановку Гоголь обнаруживает, что половина букв исчезла, осталось только «Ганг», а рядом карандашом нацарапано «рена». Гоголя душит стыд, он кожей чувствует оскорбление, нанесенное его отцу. Потому что, хотя Гангули — это и его фамилия, ему почему-то кажется, что выпад направлен не против него и Сони, а против его родителей. Ведь он уже замечает, что кассиры в магазине посмеиваются над акцентом отца и матери, что продавцы предпочитают обращаться к ним с Соней, а не к родителям, словно те глухие или умалишенные. Однако его отца вовсе не трогают подобные вещи, он отмахивается от них так же, как отмахнулся от истории с почтовым ящиком.