Читать книгу "Жиголо для блондинки - Маша Царева"

У него было приятное лицо. Наверное, в молодости он был настоящим сердцеедом. Голубые глаза, которые на фоне загара казались ярко-синими. Мало морщин. Великолепная белозубая улыбка.

«Вы хорошо говорите по-русски». – «Я способный, все говорят. Если верить моей программке, то через пять минут антракт. Может быть, сбежим?» – «Куда?» – испугалась я. За кого он меня принимает? Если он иностранец, то мог и не знать, что я знаменитость. Ведь со звездами обращаться так нельзя. Ишь ты, скомандовал, точно девочке, – сбежим!

«Надеюсь, вы не откажетесь пообедать в моей компании?» – «Хм, пообедать? Звучит безобидно», – подумала я и поискала глазами Зойку. Зойка, которую ты, Толя, так не любишь, тоже была на том пресловутом показе. Только, в отличие от меня, ей там, похоже, очень нравилось. Встретившись глазами со мной, Зоя подняла вверх большие пальцы рук. Намекала, видимо, на то, что мне удалось подцепить классного мужика.

Зойка, Зойка… Одно на уме. Она бы точно не растерялась, тем более что иностранцев, кажется, у нее никогда не было. Я тогда вспомнила, что Зойка об этом рассуждала. О том, что ей хотелось бы попробовать «нерусской» любви. «Одна моя подруга переспала с англичанином, – вполголоса рассказывала она. – Так представляешь, он сразу влез к ней под юбку с головой и принялся там ее облизывать. У них это, оказывается, само собой разумеется. А нашего мужика попробуй заставь!» Я выслушивала это со смехом и смущением, ты же знаешь, я терпеть не могу скабрезности.

«Пообедать? Пожалуй», – неуверенно согласилась я. И мы ушли с показа. Сбежали, точно школьники с предпоследнего урока. Он привел меня в уютный полуподвальный бар. Посетителей, кроме нас, не было. Иностранец, видимо, был здесь не в первый раз. Он уверенно советовал мне, что здесь стоит попробовать. Я заказала сырный торт, потому что он уж очень настаивал. Тогда чизкейки еще не вошли в моду в Москве, и мне казалось странным, как же торт может быть сырным. Но оказалось, что он похож на обычный творожник.

В его компании мне было уютно. Мне редко бывает уютно с мужчинами, Толя, за исключением, конечно, тебя. Я не сказала ему, что актриса. Зачем? А он почему-то не спрашивал, чем я занимаюсь. Зато так смотрел… Еще более красноречивым показался мне этот обжигающий взгляд после нескольких бокалов восхитительно терпкого вина. Я сидела напротив него, прислушивалась к своим ощущениям и сама себя боялась. Я чувствовала себя томной и готовой к приключениям. Но… но, Толя, я знала, что никогда себе такого не позволю. Не из-за трусости, а потому, что дома ждешь ты.

«Оставлю вас на минуту», – сказала я, пытаясь стряхнуть наваждение. Я собиралась пойти в туалет и умыть лицо холодной водой. Вряд ли это поможет, но все-таки. И зачем я столько пила? Он догнал меня в коридоре, у гардероба: «С вами все в порядке?» Сжал мою руку чуть выше локтя. Его ладонь показалась мне горячей. Он не стал дожидаться ответа. Резко толкнул меня назад, я испугалась даже, никак не ожидала от него такой прыти. Я не удержалась на огромных каблуках и, падая, подумала: а не маньяк ли он?

Ударившись спиной о стену, я обнаружила, что стена мягкая. Мы же были в гардеробе, и я смяла спиной чье-то дорогое светло-голубое пальто. «Прекратите немедленно!» – сказала я, но тут он притворился, что по-русски не понимает, хотя, конечно, все прекрасно понимал. Он потянулся вперед и ткнулся губами в мои губы, а я непроизвольно приоткрыла рот. Его руки непонятным образом пробрались ко мне под блузку, он даже лифчик умудрился расстегнуть – итальянский лифчик с причудливой застежкой в виде серебряной туфельки. Я и сама-то иной раз долго не могла с ним справиться. А этот иностранец быстро сообразил, что к чему. Он целовался совсем не так, как ты, Толя, этот мужчина словно съесть меня собирался. И на минуту я расслабилась и позволила себе насладиться поцелуем. Но потом собрала волю в кулак и, напружинив руки, оттолкнула его.

«Поедем в гостиницу». Рассеянный взгляд иностранца свидетельствовал о том, что он мало что соображает. «Нет. Я не могу. Не надо в гостиницу». Он, кажется, уговаривал, но – бесполезно. Он просто не знал, что такое мы с тобой, Толя…»

Толя редко дослушивал ее до конца. Карина только успевала добраться до гардероба, как он уже опрокидывал ее на кровать, его губы жадно присасывались к ее груди и шее. Она никогда и никому не рассказывала об этой странности мужа. Боялась, что Зоя поднимет ее на смех. А вот сейчас вспоминала обо всем этом, оставшись одна.

Вспоминать – вот что ей остается. На светскую жизнь сил нет.

А ведь случилась однажды с Кариной история, о которой Толик ничего не знал. История с куда более смелым финалом.

Было ей тогда восемнадцать лет. Звали «историю» Артем, и выглядел он… да вот так же, как этот Арсений из каталога. Худощавый, высокий брюнет. Даже имя начинается на ту же букву… В первый момент Карине страшно стало – неужели над ним не властно время? Ей пятьдесят, она маскирует морщинки под глазами тональным кремом, а он все такой же – молодой, горячий, с насмешливым прищуром темных глаз. Потом она, конечно, сообразила, что просто обозналась. Скорее это мог быть его сын. Или даже внук.

Ей было восемнадцать, ему – тридцать пять. Она была студенткой престижного ВГИКа, талантливой первокурсницей, а он профессиональным бездельником, бездарным поэтом, композитором-самоучкой и совершенно никаким художником. Он никогда и нигде не работал. Он кичился тем, что продавал свои картинки таким же полумаргинальным личностям, как он сам, за стакан водки или батон хлеба. Так и жил. Каждый день устраивал вечеринки, собирая вокруг себя таких же бесталанных прожигателей жизни.

Карина попала в его захламленную квартирку случайно – ее привела туда какая-то подружка, привлеченная необычной атмосферой сквота. Карина сразу разобралась, что рисовать Артем не умеет, стихи у него плохие, а философия его хромает на обе ноги. Но вот он сам…

Его тело казалось ей эталоном, его взгляд гипнотизировал, а случайные прикосновения обжигали, как укусы ядовитой медузы. И вот в первый же вечер знакомства она, домашняя девушка, девственница, как-то сразу безвольно согласилась задержаться в прокуренной квартире дольше других гостей под невинным предлогом – помочь хозяину прибраться. И он действительно позволил ей отмыть засаленные тарелки, протереть кухонный стол дурно пахнущей тряпкой, а сам стоял в дверном проеме и читал Карине свои претенциозные стихи. Время от времени она восклицала:

– Свежо!

– Талантливо!

Или даже:

– Это гениальный образ…

Ей хотелось ему понравиться. А он после каждой подобной реплики смотрел на смешную малолетку все более пристально. Кончилось тем, что они занялись любовью прямо на свежевымытом кухонном столе. Вернее, все сделал он, а Карина просто тихо лежала, раздавленная его тяжестью, и вслушивалась в его хрипло-невнятное бормотание, которое в тот момент казалось ей признанием в любви. Ей не было больно, она почти ничего не почувствовала, только потом, когда он отстранился и отправился в ванную, она вдруг поняла, что такое нежность и что такое, когда от нежности слезятся глаза.