Читать книгу "Улей - Камило Хосе Села"

— Вы уже получили деньги?

Мартин глядит на него, как на некое весьма удивительное существо.

— Нет, не получил. Я же говорил вам, что получка у меня бывает пятого и двадцатого.

Селестино почесывает затылок.

— Дело в том…

— В чем?

— Видите ли, с сегодняшним вы уже будете должны мне двадцать две песеты.

— Двадцать две песеты? Я их отдам. Я, кажется, всегда расплачивался полностью, когда были деньги.

— Знаю, знаю.

— Так что же? — Мартин слегка морщит лоб и говорит негодующим тоном: — Просто невероятно, что у нас с вами постоянно возникают подобные недоразумения! Как будто нас не объединяет столько общего!

— В самом деле! Словом, простите, я не хотел вас беспокоить, но, знаете, сегодня приходили за налогом.

Мартин горделиво и презрительно вскидывает голову, глаза его впиваются в прыщ, красующийся у Селестино на подбородке.

Он вдруг спрашивает умильным тоном:

— Что это у вас такое?

Селестино смущается.

— Пустяк, прыщик.

Мартин снова сдвигает брови и произносит голосом строгим и звучным:

— Вы что же, намерены обвинить меня в том, что существуют налоги?

— Помилуйте, я этого не говорил!

— Нет, друг мой, вы говорили нечто очень близкое. Разве мало мы с вами беседовали о проблемах распределения богатства и о налоговой системе?

Селестино вспоминает о своем наставнике и говорит с горечью:

— Но красивыми словами я же не могу уплатить налог!

— И это вас тревожит, лицемер вы этакий?

Мартин пристально глядит на Селестино, губы его кривит усмешка, в которой гадливость сочетается с состраданием.

— И вы еще читаете Ницше? Не много же вы из него усвоили. Да вы просто гнусный мелкий буржуа!

— Марко!

Мартин рычит, как лев.

— Да кричите, зовите, сюда ваших друзей полицейских!

— Полицейские мне не друзья!

— Можете меня избить, мне на это наплевать! У меня нет денег. Понимаете — нет денег! И ничего в этом нет позорного!

Мартин поднимается и идет к дверям походкой победителя. У порога он оборачивается.

— И нечего вам хныкать, почтеннейший коммерсант! Как только я получу эти несчастные дуро, я вам их принесу, чтобы вы заплатили налог и успокоились. Подумаешь, совесть его замучила! А этот кофе запишите на мой счет и девайте его куда хотите! Я его пить не желаю.

Селестино опешил, он не знает, что делать. Он готов запустить нахалу сифоном в голову, но вовремя спохватывается: «Способность предаваться слепой ярости — признак того, что человек недалеко ушел от животного». Селестино убирает свою любимую книгу с бутылок и прячет в ящик. Да, бывают дни, когда твой ангел-хранитель поворачивается к тебе спиной и даже Ницше как будто переходит на противоположную сторону улицы.

Пабло попросил вызвать такси.

— Еще рано куда-либо ехать. Если хочешь, можем посидеть в кино, чтобы убить время.

— Как ты хочешь, Пабло. Главное, чтобы мы сидели совсем-совсем рядышком.

Таксист явился. После войны они почти все почему-то перестали носить фуражки.

— Такси ждет, сеньор.

— Благодарю. Пошли, малышка?

Пабло подает Лаурите пальто. Они садятся в машину, Лаурита шепчет:

— Вот жулье! Ты только взгляни, когда будем проезжать мимо фонаря: у него на счетчике уже шесть песет.

На углу улицы О'Донелла Мартин сталкивается с Пако.

В тот миг, когда до его слуха доносится «Привет!», он думает: «Да, Байрон прав: если у меня будет сын, я для него выберу профессию самую прозаическую — либо адвокат, либо морской разбойник».

Пако кладет ему руку на плечо.

— Ишь ты, даже запыхался. Почему меня не подождал?

У Мартина вид лунатика, он как будто бредит.

— Еще немного, и я бы его убил! Вот свинья!

— Кто?

— Да тот, хозяин бара.

— Хозяин бара? Бедняга он! Что он тебе сделал?

— Стал напоминать о деньгах. Он отлично знает, когда у меня есть деньги, я всегда плачу!

— Ну, дорогой мой, ему, видно, приспичило!

— Да, чтоб налог платить. Все они хороши. Мартин опускает глаза и тихо говорит:

— Меня сегодня из одного кафе взашей вытолкали.

— Что, побили?

— Нет, не побили, но близко к тому. Ах, Пако, я уже сыт по горло!

— Ладно, не расстраивайся, береги нервы. Куда идешь?

— Спать.

— Это самое лучшее. Хочешь, завтра встретимся?

— Как хочешь. Передашь через Фило, где ты будешь. Я к ней загляну.

— Ладно.

— Вот книга, которую ты просил. А писчей бумаги принес?

— Нет, не удалось достать. Может, завтра раздобуду.

Сеньорита Эльвира ворочается в постели, она расстроена — можно подумать, что ей не спится после чересчур роскошного ужина. Но нет, ей вспомнилось детство и позорный столб в Вильялоне — это воспоминание иногда мучает ее. Чтобы от него отделаться, сеньорита Эльвира принимается читать «Верую», пока не заснет; бывают ночи, когда это воспоминание так неотвязно, что приходится повторять «Верую» по сто пятьдесят-двести раз.

Мартин ночует у своего друга Пабло Алонсо на тахте в гардеробной. У него есть ключ от квартиры, и в уплату за гостеприимство он должен выполнять всего три условия: никогда не просить денег, никого не приводить в квартиру и уходить в полдесятого утра до одиннадцати вечера. Случай болезни не

предусмотрен.

Утром, уходя из квартиры Алонсо, Мартин отправляется на почтамт или в Испанский банк — там тепло, можно писать стихи, делая вид, будто заполняешь телеграфные бланки или приходно-расходные квитанции.

Когда Алонсо дает Мартину пиджак поприличней — а он перестает их носить почти новыми, — Мартин Марко осмеливается сунуться в холл ресторана «Палас» в послеобеденные часы. Не то чтобы его привлекала роскошь, отнюдь, просто он стремится изучать разные сферы общества.

«Как-никак жизненный опыт», — думает он.

Дон Леонсио Маэстре, усевшись на чемоданчик, закурил сигарету. Он счастлив необычайно, напевает про себя«Lа donna ё mobile», но с другими словами. В молодости дон Леонсио Маэстре как-то получил первый приз — живой цветок — на поэтических состязаниях, которые устраивались на острове Менорке, его родине.

Слова песенки, которую напевает дон Леонсио, разумеется, сложены в честь сеньориты Эльвиры.