Читать книгу "Темные силы - Михаил Волконский"

Савищев сдвинул брови и спросил:

— Ты не путаешь?

— Нет, не путаю! — ответил Дабич.

— А где живет этот Беспалов?

Лека сказал.

Граф Савищев нахмурился и ничего не ответил.

— Савищев, кажется, надумал отбить красавицу! — подмигнул один из компании, подвыпивший больше других.

Савищев встал из-за стола и направился в игральную комнату. Там он кинул сто рублей на ставку и сейчас же взял ее.

— Кто счастлив в картах, тот несчастлив в любви! — сказал ему кто-то.

Глава XXII

Маня стояла в своей комнате и смотрела в маленькое, тусклое зеркало на свою красоту; зеркало стояло на неуклюжем комоде, занимавшем почти полстены.

Этот истертый комод с обломанными кольцами на ящиках, со сломанной ножкой и с отставшей и покоробившейся во многих местах фанеркой составлял еще лучшую часть ее мебели. Остальное было самым убогим.

Правда, комната Мани дышала чистотой, над постелью висел ослепительно белый полог, занавеска на окне казалась только вчера вымытой и выглаженной, и воздух был пропитан дорогими, хорошими духами, но все это не могло все-таки вознаградить Маню за бедное убранство, окружавшее ее.

Разве такая обстановка была под стать ей!

Она глядела в зеркало на свое отражение и видела, что ее лицо красивее всех остальных, которые знала она.

И добро бы еще, если бы она не хотела жить так, как жили другие молодые девушки и барыни, и старухи даже, на которых она работала за грошовую плату. Нет, она всеми силами души желала и для себя такой же роскоши, платьев, шелковых стен, ковров, дорогих вещей…

За что в самом деле другие пользуются всем этим, а она нет? Разве она хуже их?

Маня не сомневалась, что она лучше, что ни у кого нет таких темных длинных волос, густых и шелковистых, как у нее, таких глаз, которые могут выражать все, что она захочет, такой стройной талии, нежных рук и маленьких ног. Отчего же она такая, за что у нее нет дорогих серег, чтобы оттенить красоту ее лица, нет жемчужной нити на шее, хорошего платья и колец на этих нежных руках?

Разве не пошло бы ей или она бы не сумела носить все это, как все другие?

А между тем она обречена жить в маленькой, невзрачной комнате, по целым дням сидеть не разгибаясь над работой и относить эту работу в дома, где все дразнило ее и возбуждало ее зависть. Она завидовала жестоко, откровенно, по праву, как ей казалось, несправедливо обездоленной.

Откровенна она, разумеется, была только сама с собой и ни перед кем и ни за что не высказала бы своей зависти: она была слишком горда. Но ей от этого было не легче, а, напротив, только тяжелее.

В глубине души Маня ненавидела всех, кто оказывался наделенным от судьбы теми благами, которых у нее самой не было и которых она так страстно желала.

Она читала где-то, что будто в жизни человеческой, как и во всей природе, существуют приливы и отливы, плюсы и минусы и что лишения и несчастья сменяются довольством и удачей, и наоборот, но терпеливо и покорно ждать этой удачи не могла и не хотела.

Какая ей радость была бы в том, что когда-нибудь впоследствии, когда ее волосы поседеют, кожа покроется морщинами, к ней придет счастье, которого она, молодая, красивая и сильная, не знала?

Неужели ей суждено тратить свою молодость, красоту и силы на то, чтобы капризным барыням шить наряды, получать за это деньги и расходовать их на подачки вечно полупьяному Оресту? Ведь существуют же люди, существуют женщины, которые во всю свою жизнь, с самого детства, ничего не знали, кроме баловства и исполнения своих прихотей?

Та же старуха графиня Савищева, например. Она очень мила и добра, эта графиня, обходительна в обращении и готова помочь всякому, но разве трудно ей быть милой и доброй, обходительной и помогать?

«Нет, ты переживи с мое, испытай, что я испытываю, — злобно думала Маня, — а тогда и попробуй, чтобы восхищались твоими душевными качествами!»

Она знала, что графиню Савищеву все уважают и любят, но сама больше, чем кого бы то ни было ненавидела именно ее за то, что все уважали и любили ее, и за то, что жизнь графини была обставлена судьбою с несправедливою, неравномерною по отношению ко многим другим людям щедростью.

Под «многими другими» людьми Маня подразумевала, главным образом, себя.

Маня закинула голову назад и, медленно повернувшись, заходила по комнате, что часто делала у себя, когда ее охватывало тоскливое, мучительное чувство обиды на свою судьбу, как то, которое охватило ее сегодня.

Часы в столовой пробили половину второго.

Маня поспешно схватила накидку и шляпку, надела их и вышла, крадучись, по черному ходу. Она в первый раз отправлялась в путь без своего провожатого, слепого Виталия.

Глава XXIII

На другой день после разговора в клубе граф Савищев с утра поднялся наверх, где жила графиня, и выказал необыкновенное внимание к матери, затем он провел с ней два часа времени один на один, в то время как она по старинной привычке XVIII века делала свой туалет.

Такая склонность к продолжительной беседе с графиней находила на Савищева редко и всегда вызывалась какой-нибудь причиной. Добродушная графиня не подозревала этого и радовалась беседам сына, думая, что ее сын, значит, сильно любит, если не скучает в ее присутствии.

На этот раз молодой граф ждал, беседуя с матерью, не появится ли ее портниха.

Оставить без внимания эту красивую молодую девушку он не мог. Увидев ее, он стал довольно откровенно за ней увиваться, настолько откровенно, что даже мать это заметила, но значения этому не придала, найдя вполне естественным, что кому же и ухаживать за хорошенькими девушками, как не такой прелести, какой был ее Костя.

«Пусть молодость веселится!» — думала она, вспоминая, как веселились в ее время.

Она предпочитала даже, чтобы Костя развлекался с этой красивой портнихой, чем ездил к каким-нибудь лореткам.

Савищев повел себя с Маней довольно умно.

В отношении к женщинам его ум выработался до некоторой степени практикой. Он был не нахален, но вместе с тем и не робок, а игрив, смел и любезен.

При ближайшем знакомстве Маня еще больше заинтересовала его тем, что вела себя с необыкновенным тактом, не позволяла ничего лишнего, но и не обдавала холодом неприступности, а, напротив, выказала себя настолько свободомыслящей, что поехала с ним в ресторан завтракать. Этот завтрак, на который Савищев очень рассчитывал, в сущности, никаких перемен не произвел и не подвинул его ухаживания вперед ни на волос. Они очень мило и весело съели изысканные блюда, заказанные Савищевым, выпили немножко шампанского, но этим дело и ограничилось. Даже поцеловаться граф не осмелился и его отношения с Маней остались прежними, как и до завтрака.