Читать книгу "Батарея держит редут - Игорь Лощилов"

Антонина вспыхнула, а Мадатов дружески тронул ее за руку и сказал:

– Пожалей, Антоша-джан, дядю Валю. Мне однажды поручил Ермолов доставить юную дочь кадия в целости и сохранности, так я три ночи не спал, сторожа ее от своих адъютантов. Это ж такие бестии. Мне спокойнее, если вы оба будете под защитой царского посла. Я ему подмогу вышлю и о вас напишу. Ну, дети мои, с Богом...

В тот же вечер три сотни из отряда Мадатова отправились на выручку российского посла к Джелал-оглынскому лагерю, а с ним были поручик Болдин и девица Антонина.

Александр Сергеевич Меншиков, правнук знаменитого сподвижника Петра I, унаследовал от него независимость поведения и острый ум. С императором он был в приятельских отношениях и за свою долголетнюю службу проявил себя на многих поприщах. В нынешнем, 1826 году ему пришлось надеть мундир дипломата.

Отправляя Меншикова в Персию, Николай надеялся вовсе не на дипломатический опыт, которого у князя не было, но на его ум и умение находить выход из сложных обстоятельств. России нужен был мир в Закавказье, особенно с Персией, которую она всегда поддерживала в борьбе с Турцией. Меншиков не должен был скупиться на выражение дружеских чувств персидскому шаху, сдабривая их богатыми подношениями. Однако его миссия была обречена изначально, поскольку в Персии активизировали свою деятельность англичане, толкавшие ее на войну с Россией. Они не скупились на подкуп алчного шаха и соблазняли его возможностью воспользоваться внутренними российскими проблемами, уверяя, что нынешний император, занятый борьбой за престол, не сможет воспрепятствовать стремлению Персии пересмотреть решения Гюлистанского договора и вернуть себе ряд пограничных ханств. Верные обычному коварству, англичане действовали не прямо, а через партию Аббас-Мирзы, которая взяла верх весной 1826 года, как раз накануне приезда Меншикова в Тегеран.

Сложившуюся ситуацию русский посол оценил на первом же приеме: послание российского императора шах отказался взять лично, а небрежно указал на него одному из сановников. Необычная хмурость «солнцеподобного» развеялась лишь при вручении подарков, особенное впечатление произвела хрустальная кровать, специально изготовленная для сластолюбивого шаха на императорском стекольном заводе в Петербурге. Она блестела серебром и переливалась хрустальными гранями, к ложу вели синие прозрачные ступени, а по бокам били фонтаны благовонной воды, освежая окружающий воздух и навевая прохладную дремоту. Восхищенный шах приказал поставить ее в одной из комнат дворца и поинтересовался лишь одним: достаточно ли прочно это хрустальное чудо?

– Сработано крепко, по-русски, ваше величество, – уверил его Меншиков и не удержался, чтобы не добавить: – Это не турецкий диван, который весь на английских пружинах.

Князь подразумевал не мебель, а совет из высших сановников при турецком султане, который всецело находился под влиянием англичан. Однако переводчики постарались, чтобы истинный смысл сказанного до шаха не дошел. Зато полковник Макдональд, возглавляющий английскую миссию при персидском дворе, слова Меншикова понял прекрасно. Правда, увидев улыбку на лице шаха, улыбнулся тоже, в полном соответствии с правилами английской политики.

Подарки не смогли повлиять на успех российской дипломатической миссии. Вскоре стало известно, что один из персидских первосвященников, сопровождаемый многолюдной толпой, явился перед шахом и потребовал изгнания русских из страны. При этом он совершил какие-то священные заклинания, после которых шах уже не мог пренебречь высказанными требованиями. Российское посольство было оцеплено караулом и лишено свободы передвижения. Все указывало на то, что наш посол превратился в пленника. Дальнейшие переговоры были поручены какому-то второстепенному чиновнику под тем предлогом, что с ним, знающим русский язык, Меншикову будет легче объясняться. Этот надутый от важности чиновник объявил, что Персия считает себя свободной от соблюдения условий Гюлистанского договора и требует от России возвращения прежних владений. Меншиков в обычной своей любезной манере поинтересовался у знатока, известно ли ему такое русское выражение как «На-кося, выкуси!» и на его недоуменное пожатие плечами посоветовал обратиться за консультацией к сведущим людям.

Вскоре российское посольство было выдворено из страны и направлено в Тифлис с уведомлением, что о месте и времени дальнейших переговоров будет объявлено позже. По-видимому, персы, знающие о малочисленности Кавказского корпуса, были уверены в своей скорой победе и не хотели удовольствоваться возвращением прежних земель. Посольству не позволили двигаться быстро и якобы в целях безопасности пустили окружным путем – на Тавриз и далее на Эривань. Здесь его задержали на несколько недель.

Эриванский сардар Амир-хан был уже в почтенном возрасте и имел славу удачливого полководца. Это он оказал два десятка лет тому назад решительный отпор нашим войскам под командованием генерала Гудовича и смог удержать Эривань. К русскому послу сардар отнесся с почтением и нередко приглашал в свой дворец для бесед и шахматной игры. Он так часто говорил о временах своей молодости и той далекой войне, что Меншиков был вынужден напомнить о переменчивости военного счастья и, верный своей иносказательной манере, заключил:

– После объявления шаха мы вынуждены уйти в защиту, но уверяю вас, что это еще не мат.

Сардар соглашался: «Да, да, все в воле Аллаха» – и предлагал начать новую партию. Меншиков скоро убедился в его двуличии и в том, что ускорить отправку русского посольства Амир-хан не может. Пришлось обратиться по другим адресам. Он разослал письма, в которых говорил о своем положении пленника, не согласующемся со статусом посла великой державы, и получил неожиданную помощь со стороны английского посланника Макдональда, обратившегося в персидскому правительству с требованием его немедленного освобождения.

Сардар высказал сожаление, что обстоятельства не позволяют насладиться присутствием такого образованного гостя, и выделил ему для личного сопровождения отряд своей гвардии, причем собственноручно указал маршрут и время движения.

Посольство двинулось на Эчмиадзин, центр Армянской апостольской церкви. Ее глава, католикос Нерсес, вынужденный уже долгое время жить во вражеском окружении, был горячим сторонником России, видя в ней союзницу и опору для освобождения народа от турецкого и персидского владычества. Он искренне почитался соплеменниками и с помощью многочисленных доброхотов находился в курсе всех происходящих событий. Нерсес поделился опасениями, что маршрут движения посольства, проходящий через область, контролируемую злобными курдами, выбран не случайно: ему донесли, что по всему пути движения посольства наблюдается их необычайно большое скопление.

– Что делать, владыка, – заметил Меншиков, – волка бояться, в лес не ступать. А персы, хоть и чуждый народ, но не станут посольство избивать и перед миром позориться. Вон, даже охрану приставили.

Нерсес покачал головой.

– Боюсь, сделали это не без умысла, а чтобы подозрения отвести. Курды – народ дикий, на них все можно свалить и самим остаться в стороне. Мне донесли, что недалеко отсюда, в селении Аштарак, их ныне целое сонмище – не иначе как готовят нападение. Остерегись, сын мой, береженого, как знаешь, и Бог сбережет. Оставь здесь посольское имущество, а сам ступай окольным путем, мои люди тебя проводят.