Читать книгу "Битва - Триша Салливан"

Мэдди прошла временно закрытый на ремонт аттракцион «Американские горки», оставила позади «Скачок кишок» и «Падение дендрита». Она пересекла ресторанный дворик и направилась в сторону вместительной автостоянки. Мэдди слегка затошнило, а нескончаемый поток данных из МУЗЫ вызывал легкую атаксию, отчего ее то и дело вело налево и приходилось периодически выравнивать курс. Ее МУЗА была настроена на несколько единиц выше подсознания, чтобы данные из тканей Менискуса подключались к чувствам Мэдди на низком уровне, словно телевизор, глухо бормочущий что-то в соседней комнате. Как сам Менискус обладал способностью присутствовать в Молле, даже когда его сознание было всецело поглощено происходящим в лаборатории, так и Мэдди могла получать значительное количество данных, не подвергая их немедленной обработке. Сначала она хотела прочувствовать общее состояние Менискуса, увидеть полную картину того, что с ним происходило до, во время и после поворотного пункта. Ей не хотелось, чтобы собственные догадки повлияли на свежесть восприятия. Именно в такие минуты МУЗА оказывалась особенно удобной.

МУльтисенсорное ЗАгрузочное устройство представляло собой не просто самую усовершенствованную проекцию графических моделей подсознания, которые можно было подвергнуть визуальному контролю (хотя те же самые данные, которые шли через МУЗУ, также могли обрабатываться и линейно). На самом деле МУльтисенсорное ЗАгрузочное устройство являлось гораздо более сложной, неустойчивой и поэтому хаотичной структурой. Впрочем, с другой стороны, МУЗА была не столь субъективной, как какая-нибудь игра типа Молла, с ее будоражащими виртуальными интерпретациями сухих данных. Само название системы, МУЗА, расшифровывалось как МУльтисенсорное ЗАгрузочное устройство, но Мэдди подозревала, что создатели выбрали такое название еще и потому, что оно ассоциировалось с музыкой. Передаваемые этой системой данные наполняли пространство головы точно так же, как наполняют нас звуки симфонии. Можно было слышать разные отрывки, которые, казалось, имеют собственную индивидуальность, свойственную человеческому голосу или звучанию разных инструментов, но вместе с тем можно было одновременно слышать весь оркестр. МУЗА посылала данные в мозг в виде звуков, цветовых вспышек, разнообразных движущихся форм, а подчас и запахов — все сразу.

Но вот только эти данные редко когда обладали совершенством и изяществом настоящей музыки. Если продолжить сравнение, то, в лучшем случае, сигналы МУЗЫ с эстетической точки зрения доставляли такое же удовольствие, какое можно получить, слушая блеяние овечьего стада, в растерянности метущегося среди подвыпивших музыкантов, лихо играющих на ударных инструментах. Мэдди уже пришлось на собственном опыте столкнуться с недостатками МУЗЫ. Нередко при работе с колониями вирусов в голове скапливается несметное количество требующих обработки данных, меняющихся с такой быстротой, что теряешь всякую надежду изучить весь материал, если только не принять его в том виде, в каком он поступает, необработанным. Но все же иногда удавалось уловить каплю смысла в хаотическом потоке информации и зацепиться за нее. Порой эта капля оказывалась чем-то совсем неожиданным, чего и не искал.

Иной раз и такое случалось.

Но не сегодня. Сегодня МУЗА не выдавала никаких секретов. Она просто вызывала у Мэдди тошноту.

Как тогда, когда она вынашивала Бонус. Эта мысль судорогой сдавила мозг, прежде чем Мэдди смогла остановить ее. Она ничуть не сомневалась, что вовсе не беременна. Что за ирония — в то время как у Менискуса начался кризис, она пускала слюни по выставленной на продажу семенной жидкости боровов, потому что никогда в жизни и рядом не стояла с живой спермой. Однако сейчас ее охватило точно такое же ноющее, изматывающее ощущение, которое появилось у Мэдди, когда Бонус была еще только эмбрионом. Морская болезнь на суше.

Теперь, как предполагала Мэдди, даже сама возможность искусственного оплодотворения растаяла в воздухе как дым. Все, ради чего она работала, разрушено. Какая ирония, если ее собственный клон окажется тем злосчастным посланником судьбы, который помешает заполучить то, чего Мэдди хотелось больше всего на свете: селекционную сперму от генетиков компании «Хайбридж», выбранную в галерее боровов, лучшую из лучших. О, какой мучительной казалась сама мысль о подобном исходе!

Она подумала, что надо будет зайти в винный магазин и закупить какого-нибудь мерзкого, крепчайшего пойла, к которому у нее выработается алкогольная зависимость. А если Бонус и дальше намерена вести себя как бессовестная малолетняя мерзавка, то уж Мэдди, так и быть, даст ей основания для подобного поведения.

Ее МУЗА запищала, уведомляя о поступившем вызове, и Мэдди машинально уже хотела пропустить звонок. Но вдруг вспомнила, как в прошлый раз не ответила, целиком поглощенная сравнением достоинств разных боровов, в то время как Наоми отчаянно пыталась получить ее указания по поводу Менискуса. Прежде Мэдди отродясь не пропускала срочных вызовов. Вот еще один подходящий повод почувствовать себя жалкой!

Может, если бы она вовремя ответила Наоми, ничего бы не случилось. Мэдди ответила на вызов. Звонила Дженнифер.

— Как вижу, вы покинули лабораторию. Помните, о чем я вас просила? Зайти ко мне в кабинет!

— Дженнифер, мне нужно срочно проработать весь материал. Неужели нельзя подождать до утра?

— Нет, дело не терпит отлагательств. Я так понимаю, ваш подопытный еще держится.

— Пока да.

— Хорошо. Тогда прямо сейчас идите ко мне, договорились?

В кабинете Дженнифер на стенах красовались дешевенькие эстампы с цирковыми клоунами, а в дальнем угле пылилось давно уже позабытое альпинистское снаряжение. Целая стена была посвящена наградам, полученным за годы безупречной службы в «Хайбридже», и сертификатам о повышении квалификации в той области, которой занималась Дженнифер. Чем та занималась, Мэдди так и не уразумела за все время их сотрудничества, кроме разве что того факта, что Дженнифер всегда посылала служащим докладные записки об изменениях в политике «Хайбриджа» и о намечающихся пикниках. На столе Дженнифер возвышалась величественная пирамида изготовленных в печи детских бочонков из теста «плей-до» — чванливое подчеркивание того факта, что у Дженнифер не одна, а целых две дочери, обе зачатые с ее партнершей Гизелой в рамках жутко дорогого женско-женского генного проекта, право на который ей давал хайбриджский Бриллиантовый Статус — заурядное клонирование не для таких, как Дженнифер Гулд. Она улыбнулась, когда заметила взгляд Мэдди, украдкой брошенный на фигурки из «плей-до». Затем предложила Мэдди коробку «Данкин донатс», в которой лежало несколько маленьких кексов. Мэдди чувствовала себя глубоко несчастной, поэтому взяла сразу два.

Дженнифер сказала:

— Вы знаете, что начинается подготовка к следующему «Шествию боровов» в Цитадели Атлантиса?

— А кто не знает? Средства массовой информации трубят об этом направо и налево. — Мэдди проглотила кусочек черничного кекса.

— Вы следите за новостями?

Медленно жуя, Мэдди покачала головой. Она не отводила глаз от детских поделок. До сегодняшнего дня ее исследования продвигались вполне успешно. Мэдди предвкушала отличные результаты и поэтому надеялась, что ее наградят превосходной спермой через годик-другой, прежде чем ее яичники станут никуда не годными и придется прибегнуть к услугам банка яйцеклеток. Разумеется, она все знала о кандидатах. Но Дженнифер, упомянув об этом именно сейчас, когда всякие упования Мэдди когда-либо осуществить свои дерзкие фантазии стать матерью «селекционного ребенка» на глазах улетучивались, — что ж, она поступила просто жестоко.