Читать книгу "Черный огонь. Славяне против варягов и черных волхвов - Николай Бахрошин"

Это был каменный дом, огромный, как гора. Сельга никогда не видела ничего подобного. Маленькие избы поличей рядом и поставить смешно. Дом окружала высокая стена с зубцами, тоже каменная, рукотворная. Перед стеной — ров, наполненный старой темной водой, отдающей гнилостным болотным запахом. Вокруг — голо, ветрено, деревьев нет, только мягкая с виду, удивительно зеленая трава на волнистых холмах.

Потом она увидела внутренность дома. Каменная комната, которую и комнатой назвать не поворачивается язык. По полу из тесаных плит можно скакать верхом, как скачут на лошадях княжеские дружинники, приходящие собирать дань. Сквозь узкие, длинные прорези окон, не защищенных ничем от ветра, только закрываемых иногда деревянными щитами, стоявшими тут же, под окнами, была видна большая вода. Не река, нет — другая вода и цвет другой. У этой есть только один берег, а другого не видно. Диковинная вода волновалась, плескалась сама по себе, по ней пробегала белая, кудрявая, как баранья шерсть, пена. Как будто живая. Это море, наверное, решила Сельга. Она слышала от бывалых родичей рассказы про море.

У огромной, открытой с трех сторон печки, в которой можно сразу печь целую корову, Сельга увидела рослого мужчину с седыми волосами. Лицо у него было квадратное, серое, словно бы тоже каменное, прорезанное глубоко залетающими морщинами. Он вольно сидел на деревянной скамье с удобной подпоркой для спины. Мужчина был одет и длинную теплую одежду, опушенную невиданным пятнистым мехом. На распахнутой груди, под одеждой, тускнела железом кольчуга, у пояса — меч с дорогой рукоятью, червленной узорами. Рядом, на такой же скамье, молодая женщина с мягким, очень родным лицом. На женщине длинная, до пола, меховая накидка с капюшоном. У нее на руках — совсем крошечная девочка, тоже сильно закутанная для тепла, хотя в открытой печи пылает целый пожар из бревен.

Мужчина протягивает большую руку и щекочет девочку сквозь одежду. Та заливается от смеха, отмахивается ручками и ножками, лепечет что-то. Мать улыбается…

Да, это она, Сельга, на руках. А рядом ее отец и мать…

* * *

Когда она очнулась, солнце уже клонилось к закату. День пробежал так быстро, что она не заметила его. Сельга встала и медленно побрела, все еще пытаясь понять увиденное. Ее пошатывало, словно она целый день таскала тяжелое.

Чудно, конечно… И день куда-то пропал, пролетел в забытьи.

Вернувшись домой, Сельга рассказала Мотре про все.

Та долго молчала, сопела только, деревянной ложкой на длинной ручке лезла в печку, помешивала в котле вкусно пахнущее варево. Щурилась от дровяного дыма, всегда попадающего в глаза, прежде чем подняться вверх, выползти в щель, оставленную для него между двумя скатами крыши. Сельга даже решила, осерчала на что-то. Скосила глаза, нет, вроде не сердится. Наоборот, довольна. Усмехается.

— Да ты ведунья, девонька, исконная ведунья будешь, — сказала ей наконец старая Мотря. — Вот уж не думала, не гадала. Ничего, ничего, я тебя еще научу всему…

— Научи, мать Мотря, конечно же, научи! — обрадовалась Сельга ее неожиданной сговорчивости.

Мотря, уже явно отставив ложку, разглядывала ее, словно давно не видела.

— Наша ты. Как есть наша! Хвала Мокоше-плодородной, послала мне отраду на старости лет! — сказала она наконец.

— Как ваша? По крови? — удивилась Сельга. Она давно привыкла к тому, что ее называли пришлой.

— Больше чем по крови. По духу наша, — загадочно сказала Мотря.

Сельга опять удивилась. Что может быть больше, чем узы крови?

Глядя на нее снизу вверх, Мотря тепло, по-родительски, улыбалась щербатым ртом, где редким пенькам, остаткам зубов, было привольно между голыми деснами. Играла морщинами, словно лучилась. Маленькая, сгорбленная годами, но все равно большая и сильная. Сельга в знак ласки погладила ее жидкие седые волосы, потерлась носом о ее плечо. Хорошая она, родная.

Нет, Сельга по малолетству не поняла ее тогда. Потом только начала понимать, когда прошло много времени…

Мотря, как обещала, скоро начала учить ее всему тайному. Как кровь затворять, как снимать боли прикосновениями, как по виду человека распознавать знаки разных болезней, что обильно насылает на людей старый Хворст. Как бороться с болезнями, отгоняя их травами и разными снадобьями. Потом, когда Сельга еще подросла, начала и наоборот учить, как порчу навести, как глаза застить, как Лихо Одноглазое на след врага навести. Предупреждала, рассказывать про тайное никому не надо, чтоб люди смотрели на тебя без опаски, но кто знает, авось пригодится. Большая оказалась наука, всего и не перечислить…

— Чувствовать надо, девонька, — втолковывала она ей. — Учиться чувствовать — вот что главное. От рождения люди умеют многое. Глазами — видят, ушами — слышат, пальцами — щупают. А есть и другие глаза, уши и пальцы, невидимые, неслышимые, те, что у тебя в голове и сердце. Вот ими видеть и слышать — учиться надо, это и есть исконное ведовство…

Есть ли во всех мирах, в Прави, в Нави, в Яви и злобном, подземном мире, такое, про что она не знала, часто думала Сельга. Спрашивала ее. Но старая только смеялась в ответ.

* * *

Баба Мотря не зря называла Сельгу разумницей. Когда ее сверстники бездумно играли в расшибалку и пряталки, кутали в лоскутки чурочек-куколок, Сельга уже узнала, как устроен мир. Баба Мотря рассказывала ей, не таясь, да и старый волхв Олесь рассказывал. Он, оказалось, тоже любил, когда его спрашивают. Только мало кто из родичей на него решался, а если и спрашивали — больше по своим делам, помочь советом или гаданием.

Семь высших богов управляют миром, поняла она еще с малолетства. И у каждого — свое дело, свои заботы. Во главе их стоит Сварог, хозяин огня небесного и старейшина среди богов, когда-то сотворивший весь этот мир из ничего. За ним идет справедливый Дажьбог, неустанно занятый вращением кола времени, благодаря чему сменяют друг друга года, весна переходит в лето, осень — в зиму, а день и ночь постоянно меняются местами. Помимо всего, Дажьбог дал людям завет жить по правде, презирая кривду. Бог Хорс, что каждый день показывает свой огненный лик из-за края земли, дарит миру свет и тепло. Перун Среброголовый — защитник богов, который и в Яви часто творит суд и расправу. Для этого он вооружен огненными стрелами-молниями и громовым топором. Кроме ратников, он особо милостив к тем, кто владеет ремеслами. Стрибог, младший брат Дажьбога, повелевает ветрами и всей погодой. Богиня Мокошь дарит плодородие, достаток, хорошие или плохие урожаи и неустанно прядет пряжу жизни, где нитка каждого человека вплетена в общее полотно. Не зря говорят, хочешь хорошую, легкую судьбу — проси не богов, а богиню. Последний из высших — семиликий Семаргл, самый умный и непонятный из всех богов. Его семь голов неустанно совещаются между собой обо всем, и от этого все в жизни часто бывает запутано так, что не расплести.

Сельга знала, когда-то давно старших богов было восемь. Велес-чародей, рогатый коровий бог, что владеет бессчетными небесными стадами и особо покровительствует всему тайному, выделяя среди прочих людей волхвов, тоже считался одним из верхних. Но хитроумный Велес, рассказывали старики, многоликий не хуже Семаргла, по хитрости своей водил дружбу и с Чернобогом, и со всей его темной ратью, несущей для богов и людей зло и вредину. Именно он, Велес, знала Сельга, когда-то подсунул людям золото и серебро, научил любить и ценить красивый, но бесполезный металл больше нужного в хозяйстве железа, которое подарил человеку воин Перун. В конце концов на коварного разгневались боги, возмутились двуличию, обиделись, что все их замыслы становятся известны злобной силе. Вызвали Святгору-великана, велели гнать взашей рогатого бога без всякой жалости. Пришлось Велесу забрать своих коров и коз и спуститься жить ниже. Откочевать с самых вершин сверкающей Прави поближе к Среднему миру, где и земли похуже, и вода пожиже. А с него — как с утки дождь, как был без стыда, так и остался без совести. Коварный он…