Читать книгу "Астронавты. Отвергнутые космосом - Рина Грант"

— Я из медблока, — он помахал пакетиком. — Хотел с вами поговорить. Давайте отойдем.

Бой-Баба шагнула в сторону, освобождая проход. Бортинженер встал рядом, сгорбившись под скосом полукруглого потолка. Руки мяли пакетик.

— Вчера, когда вы с вашим другом выходили на поверхность планеты… — он помолчал. — В каком состоянии был Питер? Вся эта история с зараженным не произвела на него слишком тяжелого впечатления?

Бой-Баба усмехнулась:

— Тяжелого впечатления. На Питера. Я так не думаю. Но она, безусловно, произвела тяжелое впечатление на раненого поселенца.

Бортинженер нетерпеливо пожал плечами:

— Он не член нашего экипажа. И случившееся — исключительно его собственная вина. Он должен был дожидаться нашего прибытия с остальными на базе.

— Уж они-то дождались, — кивнула Бой-Баба. — Нашей помощи им мало не показалось.

— И это тоже их вина, — авторитетно заявил Кок. — Они должны были понимать, что мы ничем не можем им помочь. Инструкция по охране здоровья и безопасности категорически запрещает астронавтам контакты с любого рода инфекцией.

Бой-Баба посмотрела на него долго.

— И вам, — сказала она тихо, — их ни чуточки не жаль?

— Конечно, я им сочувствую, — уверенно подтвердил бортинженер. — Я же человек, у меня тоже есть сердце. Но интересы Земли должны быть на первом месте. Именно поэтому мы должны соблюдать инструкцию, чтобы не занести заразу на нашу родную планету.

Кок замолчал. Поколебался:

— Видите ли… Питер очень сильно изменился со вчерашнего дня. Он со мной не разговаривает. Он молчит и смотрит в стену. — Его голос задрожал, и он закрыл глаза рукой. — У него что-то на душе…

Ну, если у Питера после вчерашнего что-то есть на душе, то еще не все потеряно… Вслух же Бой-Баба сказала:

— Вы хотите, чтобы я с ним поговорила?

Кок заколебался, с сомнением оглядывая ее.

— Я не знаю, чему может послужить разговор с… э-э… работником техперсонала…

Бой-Баба смолчала.

— Но я подумал: возможно, вы знаете что-то, чего не знаю я… что привело его в такое состояние… Вы уверены, что он не контактировал с зараженным?

Бой-Баба покачала головой:

— Никто с ним не контактировал. Если бы контактировали, может, он бы жив сейчас был.

Взмахом головы Кок отмел такую вероятность.

— Я настаивал, чтобы он показался врачу. Питер, то есть. Просто чтобы исключить вероятность…

— Так пусть покажется. Я, кстати, сама сейчас спешу…

Но Кок уже увлекся любимой темой:

— Меня это тоже волнует. А при моем диабете, знаете ли, волноваться нельзя. Искусственные бета-клетки очень чувствительны к стрессу.

Бой-Баба вздохнула: бортинженер умел любую беседу свернуть на обсуждение «своего диабета», и команда давно с этим смирилась.

— Самое лучшее, — сказала она, — предложить Питеру заглянуть в медблок. Пусть Рашид его посмотрит, для вашего же успокоения.

Кок задумчиво смотрел на стену.

— Да, — наконец сказал он, — пожалуй, так и сделаем. Я скажу ему заглянуть в медблок. Просто чтобы, как вы говорите, исключить вероятность…

Он оглядел ее еще раз. Церемонно поклонился и, не говоря ни слова, пошел прочь, помахивая пакетиком с лекарствами.

Он мог сколько угодно им махать, но весь экипаж был в курсе, что Кок с Питером эти самые секс-депрессанты спускают в унитаз.

* * *

Стоя перед входом в медблок, Бой-Баба нажала кнопку вызова. Помедлила.

Обычно приходилось ждать, даже если над дверью горел зеленый огонек «свободно». Может, Рашид медицинскими познаниями и не блистал, но все свободное время проводил в лаборатории за экспериментами, изготовляя разнообразные препараты и изучая их под микроскопом. Он как-то поведал Бой-Бабе, что намеревается пройти конкурс для соискания должности научного работника в фармакологических лабораториях Общества Социального Развития. Все самое интересное в медицине, по словам Рашида, происходит именно там. Особенно их последние разработки по «неограниченному продлению жизни». Ну-ну…

Бой-Баба подождала еще. Нажала кнопку, раз, другой. Толкнула дверь, и та легко отъехала в сторону.

— Рашид? — громко произнесла Бой-Баба, еще не переступая порога.

Тишина. Из-за закрытой двери лаборатории доносился размеренный чмокающий звук. Бой-Баба вошла. Огляделась.

В кабинете вдоль стен стояли плотным рядом надежно запертые белые шкафы с большим красным крестом на дверцах. В центре — письменный стол с экраном монитора, деликатно повернутым к креслу больного, чтобы ему было видно, что именно медик вводит в базу данных. В углу за занавесочкой — кушетка и батарея медицинских приборов. Дверь в лабораторию.

И никого.

— Рашид? — Бой-Баба постучала в дверь лаборатории. — Можно? — Просунула в голову дверь. — Я за таблетками…

Никого. Может, он в гигиенблоке? Она подошла, постучала. Потянула ручку в сторону. В темноте забелел унитаз. Пусто.

Дверь, ведущая из лаборатории дальше, в блок консервации, была приоткрыта. Тихий размеренный чмок доносился именно оттуда. Может, он еще не встал?

— Рашид? — повторила она и шагнула за дверь.

Никого.

Поблескивающие нержавеющей сталью капсулы консервации, опутанные проводами и шлангами, стояли посреди помещения. Их окружали отключенные приборы искусственного поддержания жизни. В данный момент, тьфу-тьфу, в капсулах никого не было.

Когда она возвращалась из последней экспедиции, после аварии в ящиках лежал весь экипаж, кроме нее и Живых. Вдвоем, накладывая друг другу перевязки и жгуты, на одних болеутоляющих, они довели и посадили умирающий корабль.

И корабль посадили, и сами сели: за непредумышленное убийство и нарушение протокола по охране здоровья и безопасности. Потому что двоим из ребят после аварии даже консервация не помогла…

Бой-Баба протянула руку и погладила скользкую поверхность капсулы. Слез не было — ни сейчас, ни тогда. Она вообще по жизни нечасто плакала. Чего плакать — надо дело делать… причем именно тогда, когда другие разнюниваются.

Астронавтка медленно прошла по рядам, вспоминая. Тогда ей не только проститься с товарищами не дали — она вообще до следствия так и не узнала, кто из них жив, а кто нет. И конечно же в их смерти была виновата только она. Как капитан. Их долг был подчиняться ее приказу. Она и не спорила со следователем. Да — приказала своему экипажу идти на смерть. Что еще говорить?

Только, если бы пришлось прожить тот день еще раз, зная заранее, что весь экипаж вернется в ящиках консервации, она бы все равно отдала тот же самый приказ: спасать команду чужого корабля…