Читать книгу "Шанс? Жизнь взаймы - Василий Кононюк"

– Мастера Макара Терентьевича тебе каждый покажет, когда заедешь в кузнечную слободу. Она небольшая, пять-шесть кузен стоит. На базар он в субботу выходит, если есть с чем. А монет – тут как сторгуешься, но меньше чем две монеты за полотно не выйдет. Так и рассчитывай.

– Две монеты? Да за две монеты кинжал в ножнах купить можно.

– Так не хочешь, казак, – не покупай. Вон пойди кузнечным рядом – там тебе за две монеты и четыре лучковых пилы продадут. Только я вместо тех четырех одну Макарову пилу беру и с прибытком продаю. Было у меня их два десятка, а уже нет, даже показать тебе нечего.

– Да твой Макар, поди, богаче князя будет.

– Молодой ты еще, казачок, не держи обиды, но мелешь дурницы своим языком. Чтобы быть богаче князя, нужно сначала князем стать, а ты иль я богаче князя не будем – хоть возом серебро вози. Потому как князь когда захочет, тогда твое серебро и заберет. Понял?

– Понял. А чего Макар в таком маленьком городке сидит, не едет в Гродно, к примеру?

– А того, что в Бобруйске князя нету, казак, а в Гродно есть.

– Умен ты, купец, спаси Бог тебя за совет и за науку.

– И вам поздорову быть, красны молодцы, если что, подходите еще.

Познакомил Николая с купцом Марьяном, договорившись с ним, что отвезет Николая с женой или самого, это уже как Богу будет угодно, в Киев и пересадит на обоз в Черкассы. Хотел еще попросить его – сможет ли он для меня закупить в Киеве и отправить в Черкассы сто мешков зерна, сорок мешков ячменя, двадцать мешков овса и когда это все случится. Но прикинул нашу поездку по срокам и понял, что, скорее всего, мы приедем в Киев либо так, как и он, либо раньше него.

Пока он все продаст, пока обратно доберется, так что смысла оставлять ему монеты на зерно не было – может так случиться, что еще и ждать его буду, пока он мой воз с крицей и прочими подарками в Киев пригонит. Попрощавшись с ним и с Николаем, пошел обратно к нашему стенду торговать остатками.

Настроение было мрачное. Целый день сегодня контролировал свое поведение и реакции. Но малейшая расслабленность после того, как казалось, что все вопросы решил, – и у меня с уст срывается совершенно глупый вопрос. Причем, как ни перетряхивал свое сознание, истоков этого вопроса найти не удалось. Вырвался как черт с табакерки. Единственное внятное подозрение касалось Богдана. Это, конечно, не его вопрос – Богдан стеснялся разговаривать с малознакомыми взрослыми, а уж вопросы им задавать и подавно.

Но это его игры с моим сознанием продолжаются. Надо, когда будет свободное время, попытаться пообщаться с ним по этому вопросу. Когда я бдителен, любые эмоциональные порывы и связанные с ними мысли проходят через сито контроля и отсеиваются, но малейшее послабление – и какие-то подростковые эмоции и мысли вырываются на свободу. И еще обратил внимание, девки молодые на меня глазками стреляют, но стоит им мне в глаза взглянуть – так сразу улыбаться перестают, в лице меняются, как будто страшилище какое увидали.

– Давид, а что это тебе все девки улыбаются, глазки строят, а от меня воротятся, будто черта увидали?

– Хмурый ты больно, Богдан, нелюдимый. Девки любят, чтоб ты им улыбался приветливо, слово ласковое сказал.

– Ладно, будем улыбаться.

– И смотришь ты, Богдан, словно не девка перед тобой стоит, а пустое место.

– Да понял я, понял. Буду ласково смотреть.

– Ничего ты не понял, – в сердцах промолвил Давид: у него явно что-то наболело, и он жаждал со мной этим поделиться. – Ты на всех так смотришь. Какой день мы с тобой рядом, я на тебя гляжу и вижу. Как мужик перед тобой новый появится, ты первым делом так на него глянешь, как будто мыслишь – как его прибить сподручней будет. А потом он для тебя уже пустое место. Бабы – они биться не могут, так ты сразу на них как на пустое место смотришь. Только на нас – на меня, на Ивана, Сулима – как на людей глядишь. Остальные для тебя не пойми что – и не комар, и не люд.

– Иван, чего он вцепился в меня, как клещ? Как будто я Ирод какой, каждый день дите невинное режу. Меня давеча рыло пьяное нарочно толкнул, свары искал, другой бы ему в ухо сразу дал – а я сдержался, мимо прошел. Люблю я люд, Давид, сильно люблю, как Христос нас учил. А что гляжу хмуро – так то, видно, после болезни еще не отошел.

– Ага, любишь. Так бы обнял всех и придушил.

– А вот ты мне, Богдан, правду скажи… – Видно, и у Ивана наболело, базар уже опустел, покупателей нет – давай мы Богдану устроим вырванные годы. Какое-никакое, а развлечение. – Это ж ты, а не Сулим замыслил, как ляхов бить, – не мог Сулим такого удумать. Сулима я не первый год знаю, дозорец он знатный и лучник, таких поискать, но такого удумать он бы не мог.

– Может, мы с вами, братцы, в княжий детинец поедем речи такие вести? И чего мы тут стоим? Все уже по домам разъезжаются, и нам пора.

– За доспех полный мне задаток дали пять монет, просили обождать.

– А Сулим с Дмитром чего стоят, к нам не едут?

– Вот пойди у них и спроси. Мне почем знать?

Так меня два раза просить не нужно. А то взялись правду-матку вагонами валить. Ну, нелюдимый я, что ж мне теперь, в монастырь идти? Как там, в известном анекдоте: «Ну, Змей Горыныч, ну, дерьмо зеленое, зато живой!» Нет, какой-то неподходящий анекдот вспомнился. Не про меня это.

– Кого ждете, Сулим? Домой пора собираться.

– Дал мне купец какой-то две монеты задатку за двух лошадок, просил дождаться.

Богданово чувство тревоги молчало, зато мое вопило благим матом:

– Хапайте лошадей, хлопцы, и айда к Ивану, чую, беда будет.

Сулим, молча кивнув Дмитру, вскочил на своего коня. Мы, разобрав поводья, поехали с пятью нашими и двумя оставшимися заводными к Ивану.

– Иван, грузим все, что осталось, и тикаем отсюда. Сулиму тоже две монеты залога оставили и просили дождаться – чую, побить нас за монеты надумали.

– Чего ты, Богдан, всполошился, как гусак? Кто нас побьет, люди вокруг. Дали Сулиму задаток за коней и нам дали за доспех – чего тут такого?

– Собираемся, Иван, и я беду чую – не сподобился мне сразу тот купец, глаза прятал, паскуда, – неожиданно поддержал меня Сулим.

– Я слово дал, что дождусь…

– Грузим мешки, братцы, и уносим ноги отсюда. Не одни мы монеты считать умеем. Я больше чем на шесть сотен сегодня наторговал, да и у вас монет не меньше. Пришлые мы, никто за нас не встанет. Чую, ждут уже нас по дороге в постоялый двор, но ничего, пусть ждут, долго ждать будут.

– Может, и ваша правда – уж больно он просил, чтобы я его дождался, да и с виду двух таких, как он, нужно в тот доспех паковать, и то место останется… – Иван задумался. – Как ехать будем? Можно с ходу прорываться – у нас у каждого полный доспех, стрелами не побьют, а на дорогу с копьями выйдут – тут мы их стрелами посечем и прорвемся.