Читать книгу "Жена журавля - Патрик Несс"

— …

— Переехала к тебе?

— Ну да. Я так хочу.

— ПЕРЕЕХАЛА К ТЕБЕ?!

— Я понимаю, что все немного внезапно.

— НЕМНОГО ВНЕЗАПНО? Ты знаком с ней каких-то две недели! Подумать только! Вы кто — мухи-однодневки?!

— Аманда…

— Папа, ты бредишь. Ты же едва ее знаешь!

— В том-то и дело. А хочу узнать лучше. Просто сгораю от нетерпения.

— И ты решил узнать ее таким способом? Послушай, ты втюрился, и я за тебя очень рада, но я и волнуюсь за тебя, Джордж. Ты ломишься с места в карьер. Ты втюрился, и твое чувство очень сильно, только она не станет любить тебя так же сильно в ответ, и уверяю тебя, если ты попросишь ее переехать к тебе, она, скорее всего, сбежит от тебя на край света. И правильно сделает! Любая женщина поступила бы точно так же.

— Она не любая.

— Может, и так, но если она не какая-нибудь марсианка…

— Почему бы и нет?

— …тогда она точно решит, что ты сумасшедший.

— Ты не стала бы так говорить, если б ее увидела. Это решение кажется самым простым и естественным…

— Вот видишь, как для тебя все быстро и просто! А я ведь ее даже еще не видела!

— Почему бы тебе не заехать к нам на ужин в субботу?

— Потому что я буду в Ромфорде, и мне нужно завезти к тебе Джея-Пи…

— Ну, оставайтесь потом, когда приедешь его забрать.

— Не могу. В субботу вечером ему должен звонить Генри, а я…

— Я просто хотел тебя с ней…

— Да зачем это мне? Почему я вообще должна запоминать ее имя? Через каких-нибудь пару дней она сбежит, стоит тебе попросить ее переехать сюда. Ведь вы знакомы всего две недели.

— Знаешь, Аманда, порой я никак не пойму, с чего ты взяла, что можешь разговаривать со мной в таком тоне.

— Я…

— …

— …

— Аманда?

— …

— О, милая, только не плачь, я вовсе не хотел тебя оби…

— О нет, я знаю, что не хотел, потому и плачу. Ты даже выволочки мне делаешь так по-доброму, и ты прав, а я не знаю, что со мной творится, я просто какое-то злобное дерьмо…

— Ты вовсе не злобное…

— Еще какое злобное! Вот и опять! Откуда ты знаешь, что я не разревелась специально, чтобы ты принялся убеждать меня, что я не злобная?

— А ты какая?

— Не знаю!!!

— Милая, что происходит?

— …

— Вздохи такой длины обычно указывают на то, что…

— Кажется, я разосралась с девчонками.

— Боже, Аманда…

— Я знаю, не нужно ничего говорить.

— С какими девчонками?

— Чего?

— С какими девчонками?

— Да все с теми же. Мэй и Рэйчел.

— Рэйчел… Это та, что разговаривает одними вопросами?

— А Мэй — та, у которой сиськи натуральные, но похожи на силикон. Вот видишь? Стоит мне только о них подумать, как я тут же стебусь над ними…

— Так что случилось-то?

— Все как всегда. Я просто открыла свою огромную, грязную, драную пасть.

— О, нет. Только не это…

— Не лучшее время стыдить меня за мой язык, пап.

— Извини.

— Я просто н-не понимаю! Как людям это удается? Как у них получается так запросто болтать друг с другом? Как они умудряются, я не знаю, попадать в струю, расслабляться и так легко отпускать направо-налево всякие шпильки да остроумные шуточки, а я просто сижу перед ними и думаю: Так, и о чем же мы все говорим? И что я должна сказать? А что не должна? И если все-таки должна или все-таки не должна, то — как? И вот, когда я наконец открываю рот, все, оказывается, уже убежали на три темы вперед!

— А почему бы тебе самой не задавать тему?

— От этого все только становится еще хуже. Ну то есть вся эта катастрофа и началась с моей фразы о том, как я ненавижу это убожество на Мейфэр…

— Какое убожество?

— Мемориал «Животные на войне».

— А чем он тебе не угодил?

— …

— О, милая, я не знаю, почему ты плачешь, но прошу тебя…

— Потому что я не могу взять в толк, как люди друг с другом общаются, пап. Я пытаюсь, но выходит совсем фигово — то разобью чей-то любимый фарфор, то плюну кому-нибудь в суп, то похериваю все эти сраные правила, о которых мне даже никто никогда не рассказывал!

— Ох уж эти англичане. Они просто обожают правила, которых никто не знает.

— Да, но я-то англичанка. Я-то и есть они.

— Я всего лишь хочу сказать, что вряд ли ты единственная среди них, кто чувствует себя изгоем.

— Но ведь так оно и есть. Я действительно изгой. Думала, вырасту — что-то изменится, но…

— Умные люди часто чувствуют себя изгоями, родная.

— Я не настолько умная. Хотя умнее Рэйчел. И даже, наверно, умнее Мэй, хотя у этой хитрюги хватает секретов. Так что не знаю, возможно. Только что за радость быть умным, если ты произносишь слова, а никто не понимает, что они означают?

— Прости, дорогая. Но, может, они просто не те, с кем стоит пытаться дружить?

— А с кем тогда стоит? Мне уже почти двадцать шесть, а я даже не могу никого назвать своей лучшей подругой! Да ты знаешь, в какие фрики записывают таких дур, как я? Да все девки только и циклятся на лучших подругах, даже если друг дружку ненавидят!

— Ну, у парней тоже бывают лучшие друзья.

— Ты просто не ловишь, о чем я. За моей спиной четверть века фальстартов и подглядываний в чужие окна — и полные непонятки, как же пробраться на этот сраный праздник жизни. И главное, как там остаться.

— Бывает и хуже. Скажем, все лет пятьдесят.

— Ты никогда не страдал от неумения ладить с людьми, Джордж.

— Зато я страдал от неумения удержать их рядом с собой. Та же проблема, вид сбоку.

— Мама с тобой осталась.

— Ненадолго.

— Надолго. Она до сих пор твой друг.

— Друг — это все-таки не жена, Аманда.

— Да уж, знаю. Все знаю. Просто я… замоталась совсем на работе. И дома. Генри звонит Джею-Пи и говорит со мной очень вежливо. Дружелюбно, вежливо… и, мать твою, любезно. И вырывает по три куска у меня из сердца всякий раз, когда…

— Ладно, я перестаю умолять тебя не реветь. Возможно, эти слезы тебя исцеляют.

— Только не эти. Это слезы злости. Только не вздумай ржать.