Читать книгу "Дело совести - Андрей Балабуха"

— А для пущей убедительности ткнуть дулом в живот, так? — вставил Руис-Санчес.

— Зачем же тогда вообще оружие выпускается? Или чтобы целить в кого-нибудь, или уж лучше сразу на помойку выкидывать.

— То есть рабство, — подытожил Микелис. — Так, с дешевой рабочей силой вроде разобрались. Голосовать за рабство я не собираюсь. Рамон явно тоже. Агронски?

— Ну, — замялся Агронски, — нет, наверно… Это так важно?

— А то нет! Какого черта мы тут, собственно, делаем? Мы обязаны думать не только о себе, но и о литианах, иначе это не комиссия будет, а пустая трата времени и сил. Если нужна дешевая рабочая сила — пожалуйста, бери любую планету, порабощай, и вперед.

— Каким это образом? — поинтересовался Агронски. — Какую еще любую планету — никаких других планет нет; в смысле, с разумной жизнью пока больше не попадались. Не поработишь же марсианского песчаного краба!

— Что приводит нас к вопросу и о собственном благе, — вмешался Руис-Санчес — О котором тоже забывать вроде бы не положено. Вы вообще в курсе, что рабовладение делает с рабовладельцами? Медленно убивает.

— Все работают, получают деньги и рабством это не считают, — заявил Агронски. — Я, например, никоим образом не возражаю против еженедельного чека.

— На Литии денег нет, — неколебимо произнес Микелис. — Если мы захотим ввести их в обращение, это придется делать только силой. Труд из-под палки суть рабство. Что и требовалось доказать.

Агронски молчал.

— Говори же, — потребовал Микелис — Так или нет.

— Н-наверно, так, — протянул Агронски. — Не горячись, Майк, на пустом-то месте.

— Кливер?

— «Рабство» — это просто ярлык, — мрачно отозвался тот. — И нечего тут разводить турусы на колесах.

— Повтори, что ты сказал!

— Ну ладно, ладно. Черт побери, Майк, я же не хотел. Но можно ведь придумать какую-нибудь разумную систему оплаты…

— Придумывай, придумывай — а я посмотрю, — отозвался Микелис, резко встал, прошагал к плавно загибающемуся подоконнику и снова сел, глядя в темноту, расчерченную дождевым пунктиром. Руис-Санчес никогда бы раньше не подумал, что химик способен на столь глубокие переживания. Впрочем, дивился священник не только Микелису, но и себе самому; ему и в голову не пришло бы использовать как довод денежную сторону вопроса. Микелис, сам того не подозревая, затронул старое больное место всей церковной доктрины — вопрос, официальное разрешение которого никогда не совпадало со внутренним убеждением Руис-Санчеса. Ему вспомнилось стихотворение, подводившее своего рода черту под этим древним спором, стихотворение, написанное еще в 1950-е:

На ногах не стоит,

обеззубела старая церковь,

и нешек не клеймит уж с амвона,

и посох епископский

сально лоснится…

«Нешек» — это когда дают деньги в долг под проценты (грех, некогда именовавшийся ростовщичеством, за который Данте отправлял прямиком в ад). А теперь вот Майк, даже христианином не будучи, утверждает, что деньги сами по себе — это форма рабства. Вот уж действительно, место больное, и весьма.

— Итак, — говорил тем временем Микелис, — я продолжаю. Как ты там, Пол, сказанул… система автоматической безопасности? Думаешь, литиане ни в жизнь не расчухают всех этих твоих секретных премудростей, не смогут ничего никому рассказать, и никакой проверки на благонадежность не надо? Так вот, ничего подобного — мог бы и сам догадаться, знай ты литиан хоть чуть-чуть. Они потрясающе умны, и многие ключевые знания у них уже есть. Я кое-что рассказал им о магнетизме, так они впитали все, до последней капли, и тут же пустили в ход — с невероятной, сверхъестественной изобретательностью.

— А я, — вставил Руис-Санчес, — предложил им, пожалуй, довольно эффективный способ добычи железа. Стоило мне только намекнуть, они тут же взяли с низкого старта и уже набрали весьма приличный темп. Им достаточно самого незначительного намека…

— На месте ООН я посчитал бы и то, и другое откровенной изменой, — отрывисто произнес Кливер. — Кстати, Майк, запись можно иногда выключать — если еще не слишком поздно. Может, змеи сами знали уже и о железе, и о магнетизме, просто обижать вас не хотели?

— Не учи ученого, — отмахнулся Микелис — Запись включена и останется включенной, как ты и требовал. Если вдруг передумаешь там что-нибудь — отметишь в персональном отчете; а сейчас нечего провоцировать меня под сукно что-то прятать. Не выйдет.

— Вот всегда так, — сказал Кливер. — Я же только помочь хотел.

— Если так, спасибо. Но у меня еще не все. По-моему, то, чего ты хотел добиться, будь это даже возможно, совершенно бесполезно. Тот факт, что тут полно лития, еще не значит, что мы наткнулись на золотое дно, сколько бы там литий на Земле ни стоил… Дело в том, что здешний литий на Землю не переправишь. Плотность у него так мала, что на корабле поместится ну максимум тонна; одна перевозка обойдется гораздо дороже, чем все, что сумеешь на продаже выручить. Странно, кстати, что ты не в курсе: на нашей родной Луне лития — хоть завались; но тащиться за ним на какие-то четверть миллиона миль — и то считается неэкономичным. Что уж говорить о пятидесяти световых годах — в милях это триста четырнадцать миллиардов! Из такой дали невыгодно даже радий тащить… А переть оборудование на Литию вряд ли выйдет рентабельней. Для больших электромагнитов железа тут все равно не хватит. Пока ты доставишь сюда всякие ускорители, масс-хроматографы… это влетит ООН в такие деньги, что всего здешнего пегматита не хватит покрыть расходы. Что, Агронски, разве не так?

— Я, конечно, не физик… — произнес Агронски с еле заметной усмешкой. — Но выделить металл из руды, а потом хранить его обойдется черт-те во сколько… Что да, то да. В здешней атмосфере сырой литий горит, как фосфор; значит, хранить и обрабатывать придется в масле. Что уже дико дорого.

Микелис перевел взгляд на Кливера; потом — снова на Агронски.

— Именно, — проговорил он. — И это еще только начало. На самом-то деле весь план от начала до конца — чистейшая химера.

— А что, Майк, у тебя есть план получше? — еле слышно поинтересовался Кливер.

— Надеюсь, да. Мне кажется, мы можем у литиан много чему поучиться — да и они у нас тоже. Общественная система их работает не хуже самого совершенного из наших физических механизмов, причем без какого-либо явного подавления личности. В смысле социальных гарантий здешнее общество последовательно либерально - причем безо всякого «гандизма»; никакой тотальной дезорганизации, никакой сельской архаики, никакого разбойничьего перераспределения. Это общество в равновесии — в устойчивом химическом равновесии… Что касается идеи клепать тут водородные бомбы — анахронизма безумней мне еще как-то и не встречалось; это все равно, что переоборудовать космический корабль под гребную галеру с рабами на веслах — далее по списку. Здесь, на Литии, мы близки к разгадке настоящей Тайны, с большой буквы, которая сделает все бомбы и прочий антиобщественный хлам не актуальней кандалов… И, плюс ко всему, — подожди, Пол, я еще не закончил, — плюс ко всему, в некоторых чисто технических вопросах литиане опередили нас на десятилетия — так же, как мы их в некоторых других. Ты бы посмотрел, чего они добились в смежных дисциплинах: историохимии, иммунодинамике, биофизике, тератаксономии, осмотической генетике, электролимнологии, всего и не счесть. Удосужился бы смотреть — не смог бы не увидеть… По-моему, мы должны сделать гораздо больше, чем просто объявить планету открытой. В конце концов, это — пассивный шаг. Мы должны понять: то, что Литию можно как-то использовать, это только начало. На самом-то деле мы остро в ней нуждаемся. Вот на чем надо сделать упор в нашей рекомендации. Микелис отделился от подоконника и встал, пристально оглядев сверху вниз коллег-комиссионеров; особенно долго взгляд его задержался на Руис-Санчесе. Священник улыбнулся химику — скорее тоскливо, нежели восхищенно — и снова уставился на носки собственных туфель.