Читать книгу "Скрюченный домишко - Агата Кристи"

Я подвел итог своим впечатлениям о Магде. Ни в персиковогоцвета неглиже, ни в сшитом на заказ дорогом костюме она не вызывала ассоциациис Иезавелью, но я готов был поверить, что существуют и другие Магды, которых яеще не видел.

– Возможно, и не очень подходит, – осторожно ответил я.

– Дедушка с самого начала говорил, что пьеса провалится. Онговорил, что не станет вкладывать деньги в постановку всяких историческихрелигиозных пьес. Он говорил, что кассового успеха она иметь не будет. Но мамаужасно была увлечена. Мне-то пьеса, в общем, не очень понравилась. Совсем непохоже на ту историю, которая в Библии. У мамы Иезавель была совсем не такаяскверная. Горячая патриотка и даже симпатичная. Скучища несусветная. В конце,правда, все исправилось – ее выбросили из окна. Но псов не было, и ее несожрали. Жалко, правда? Мне как раз больше всего нравится место, где ее сжираютпсы. Мама говорит, что на сцену собак не выпустишь, а мне все-таки непонятно –почему. Можно ведь взять дрессированных собак. – Жозефина с чувствомпродекламировала: – «…И не нашли от нее ничего, кроме кистей рук».[5] А отчегоони не съели кисти рук?

– Понятия не имею.

– Кто бы подумал, что собаки так разборчивы. Наши так совсемнеразборчивы. Едят все, что попало.

Жозефина еще несколько минут размышляла над этой библейскойзагадкой.

– Жалко, что пьеса провалилась, – заметил я.

– Да, мама жутко расстроилась. Рецензии в газетах былипросто кошмарные. Когда она их прочитала, она стала плакать, плакала весь деньи бросила поднос с завтраком в Гледис. Гледис отказалась от места. Очень быловесело.

– Я вижу, ты любишь драму, Жозефина, – заметил я.

– Вскрытие делали, – продолжала Жозефина, – чтобы узнать,из-за чего дедушка умер. Для полиции это ЧП, но, по-моему, от этих букв толькопутаница. ЧП еще значит «член парламента», правда? И еще «чистопородныйпоросенок», – добавила она задумчиво.

– Тебе жаль дедушку? – спросил я.

– Не особенно. Я его не очень любила. Он мне не позволилучиться на балерину.

– А тебе хотелось стать балериной?

– Да, и мама тоже хотела, чтобы я занималась, и папа был непротив, но дедушка сказал, что из меня проку не будет.

Она соскочила с ручки кресла на пол, скинула туфли ипопыталась встать на носки, или, как это говорится на профессиональном языке, –на пуанты.

– Надевают, конечно, специальные туфли, – объяснила она, – ивсе равно на концах пальцев иногда бывают жуткие нарывы. – Она снова влезла втуфли и спросила небрежным тоном: – Нравится вам наш дом?

– Скорее нет.

– Наверное, его теперь продадут. Если только Бренда неостанется в нем жить. Да и дядя Роджер с тетей Клеменси теперь, наверное, неуедут.

– А они собирались уехать? – Во мне проснулось любопытство.

– Да, они должны были уехать во вторник. Куда-то за границу.На самолете. Тетя Клеменси купила новый чемодан, знаете – такие легкие, какпух.

– А я и не слыхал, что они хотели ехать за границу.

– Да, никто не знал. Это был секрет. Они договорились никомудо отъезда не говорить и собирались оставить дедушке записку. Но, конечно, неприкалывать к подушечке для иголок. Так только в старомодных романах делаютжены, когда уходят от мужей. Сейчас это выглядело бы глупо, ни у кого теперьнет подушечек для иголок.

– Да, разумеется. Жозефина, а ты не знаешь, почему дядяРоджер хотел… уехать?

Девочка бросила на меня искоса хитрый взгляд:

– Знаю. Это имеет отношение к фирме дяди Роджера в Лондоне.Я не уверена, но думаю, он что-то прикарманил.

– Откуда ты это взяла?

Жозефина подошла поближе и засопела мне прямо в лицо:

– В тот день, когда дедушку отравили, дядя Роджердолго-предолго сидел с ним взаперти. Они говорили, говорили… Дядя Роджер всеповторял, что он всегда был никчемный, и подвел дедушку, и что дело не в самихденьгах, а в сознании, что он оказался недостоин дедушкиного доверия. Он был вжутком состоянии.

Я глядел на Жозефину, и меня обуревали смешанные чувства.

– Жозефина, – сказал я, – тебе никогда не говорили, чтоподслушивать под дверью нехорошо?

Жозефина энергично закивала:

– Конечно, говорили. Но ведь если хочешь что-то узнать,приходится подслушивать. Спорим, что старший инспектор Тавернер тожеподслушивает. Вы не думаете?

Я представил себе эту картину. Жозефина запальчивопродолжала:

– И во всяком случае, тот, который в замшевых ботинках,точно подслушивает. Они роются в чужих столах, читают чужие письма и разузнаютчужие секреты. Но только они очень глупые! Они не знают, где искать!

Жозефина говорила все это с чувством превосходства. А я былтак недогадлив, что пропустил намек мимо ушей. Малоприятная девочка продолжала:

– Мы с Юстасом много чего знаем, но я знаю больше, чем он. Иему не скажу. Он говорит, будто женщина не может стать сыщиком. А я говорю,может. Я все запишу в записную книжку, а потом, когда полиция окончательностанет в тупик, я явлюсь и скажу: «Я вам открою, кто убийца».

– Ты читаешь много детективов, Жозефина?

– Горы.

– Ты, очевидно, думаешь, что знаешь, кто убил дедушку?

– Да, думаю. Но мне не хватает еще нескольких улик. –Помолчав, она добавила: – Старший инспектор Тавернер считает, что убила дедушкуБренда, верно? Или Бренда с Лоуренсом вместе, потому что они влюблены друг вдруга.

– Ты не должна говорить таких вещей, Жозефина.

– Почему? Они же влюблены.

– Не тебе об этом судить.

– Почему? Они пишут друг другу любовные письма.

– Жозефина! Откуда ты это знаешь?

– Я читала. Ужас какие сентиментальные. Но Лоуренс такой иесть. Струсил и на войну не пошел. Сидел в подвалах и топил котлы. Когда наднами пролетали всякие самолеты-снаряды, он весь зеленел, прямо зеленый делался.Нас с Юстасом это очень смешило.

Не знаю, что бы я на это сказал, но в эту минуту к домуподъехала машина. В мгновение ока Жозефина очутилась у окна и прижала курносыйнос к стеклу.