Читать книгу "Азазель - Борис Акунин"

— Мерси за перевод, — поклонился Иван Францевич, иФандорин стушевался. — Замечание совершенно справедливое, однако врассказе Ахтырцева, который приведен в вашем донесении, все исчерпывающеразъяснено. Имя баронессы Эстер возникло по случайности. Я не включил ее всписок подозреваемых, во-первых, потому что время дорого, а во-вторых, еще ипотому, что я эту даму немного знаю, имел счастье встречаться. — Бриллингпо-доброму улыбнулся. — Впрочем вы, Фандорин, формально правы. Не хочунавязывать вам своих выводов. Думайте собственной головой, никому не верьте наслово. Наведайтесь к баронессе, расспросите ее о чем сочтете нужным. Уверен,что это знакомство кроме всего прочего доставит вам еще и удовольствие. Вслужбе городского дежурного вам сообщат московский адрес леди Эстер. И вот ещечто, перед выходом зайдите в костюмную, пусть снимут с вас мерку. На службу вмундире больше не приходите. Баронессе поклон, а когда вернетесь поумневшим,займемся делом, то бишь графом Зуровым.

Глава 7

в которой утверждается, чтопедагогика — главнейшая из наук

Прибыв по адресу, полученному от дежурного, Эраст Петровичувидел капитальное трехэтажное здание, на первый взгляд несколько похожее наказарму, но окруженное садом и с гостеприимно распахнутыми воротами. Это и былновооткрытый эстернат английской баронессы. Из полосатой будки выглянулслужитель в нарядном синем сюртуке с серебряным позументом и охотно объяснил,что госпожа миледи квартируют не здесь, а во флигеле, вход из переулка,поворотя за правый угол.

Фандорин увидел, как из дверей здания выбежала стайкамальчишек в синих мундирчиках и с дикими криками принялась носиться по газону,играя в салки. Служитель и не подумал призвать шалунов к порядку. Поймавудивленный взгляд Фандорина, он пояснил:

— Не возбраняется. На переменке хоть колесом ходи,только имущества не порти. Такой порядок.

Что ж, сиротам здесь, кажется, было привольно, не то чтоученикам Губернской гимназии, к числу которых еще совсем недавно принадлежалнаш коллежский регистратор. Порадовавшись за бедняжек, Эраст Петрович зашагалвдоль ограды в указанном направлении.

За поворотом начинался тенистый переулок, каких здесь, вХамовниках, было без счета: пыльная мостовая, сонные особнячки с палисадниками,раскидистые тополя, с которых скоро полетит белый пух. Двухэтажный флигель, гдеостановилась леди Эстер, соединялся с основным корпусом длинной галереей. Возлемраморной доски с надписью «Первый Московский Эстернат. Дирекция» грелся насолнышке важный швейцар с лоснящимися расчесанными бакенбардами. Такихсановитых швейцаров, в белых чулках и треугольной шляпе с золотой кокардойФандорин не видывал и подле генерал-губернаторской резиденции.

— Нынче приема нету, — выставил шлагбаумом рукусей янычар. — Завтра приходьте. По казенным делам с десяти до двенадцати,по личным с двух до четырех.

Нет, положительно не складывались у Эраста Петровичаотношения с швейцарским племенем. То ли вид у него был несолидный, то ли в лицечто не так.

— Сыскная полиция. К леди Эстер, срочно, —процедил он, мстительно предвкушая, как сейчас закланяется истукан в золотыхгалунах.

Но истукан и ухом не повел.

— К ее сиятельству и думать нечего, не пущу. Еслижелаете, могу доложить мистеру Каннингему.

— Не надо мне никакого Каннингема, — окрысилсяЭраст Петрович. — Немедля доложи баронессе, скотина, а то будешь у меня воколотке ночевать! Да так и скажи — из Сыскного управления по срочному,государственному делу!

Швейцар смерил сердитого чиновничка полным сомнениявзглядом, но все же исчез за дверью. Правда, войти, мерзавец, не предложил.

Ждать пришлось довольно долго, Фандорин уж собиралсявторгнуться без приглашения, когда из-за двери снова выглянула хмурая рожа сбакенбардами.

— Принять примут, но они по-нашему не очень, а мистеруКаннингему переводить недосуг, заняты. Разве что если по-французскиобъясняетесь… — По голосу было понятно, что в такую возможность швейцарверит мало.

— Могу и по-английски, — сухо кинул ЭрастПетрович. — Куда идти?

— Провожу. За мной следуйте.

Через чистенькую, обитую штофом прихожую, через светлый,залитый солнцем коридор с чередой высоких голландских окон проследовал Фандоринза янычаром к белой с золотом двери.

Разговора на английском Эраст Петрович не боялся. Он выросна попечении у нэнни Лисбет (в строгие минуты — миссис Джейсон), настоящейанглийской няни. Это была сердечная и заботливая, но крайне чопорная стараядева, которую тем не менее полагалось называть не «мисс», а «миссис» — изуважения к ее почтенной профессии. Лисбет приучила своего питомца вставать вполовине седьмого летом и половине восьмого зимой, делать гимнастику до первогопота и потом обтираться холодной водой, чистить зубы пока не досчитаешь додвухсот, никогда не есть досыта, а также массе других абсолютно необходимыхджентльмену вещей.

На стук в дверь мягкий женский голос откликнулся:

— Come in! Entrez![12]

Эраст Петрович отдал швейцару фуражку и вошел.

Он оказался в просторном, богато обставленном кабинете, гдеглавное место занимал широченный письменный стол красного дерева. За столомсидела седенькая дама не просто приятной, а какой-то чрезвычайно уютнойнаружности. Ее ярко-голубые глазки за золотым пенсне так и светились живым умоми приветливостью. Некрасивое, подвижное лицо с утиным носиком и широким,улыбчатым ртом Фандорину сразу понравилось.

Он представился по-английски, но о цели своего визита покаумолчал.

— У вас славное произношение, сэр, — похвалилаледи Эстер на том же языке, чеканно выговаривая каждый звук. — Я надеюсь,наш грозный Тимоти… Тимофэй не слишком вас запугал? Признаться, я сама егопобаиваюсь, но в дирекцию часто приходят должностные лица, и тут Тимофэйнезаменим, лучше английского лакея. Да вы садитесь, молодой человек. Лучше вонтуда, в кресло, там вам будет удобней. Значит, служите в криминальной полиции?Должно быть, очень интересное занятие. А чем занимается ваш отец?

— Он умер.

— Очень сожалею, сэр. А матушка?

— Тоже, — буркнул Фандорин, недовольный поворотом беседы.

— Бедный мальчик. Я знаю, как вам одиноко. Вот ужесорок лет я помогаю таким бедным мальчикам избавиться от одиночества и найтисвой путь.

— Найти путь, миледи? — не совсем понял ЭрастПетрович.