Читать книгу "Veritas - Рита Мональди"

Итак, согласно этому неумолимому закону, в три часа ночи начинается трудовой день. В это время огородники, садовники и цветоводы уже несут на рынок овощи и растения в корзинах. В половине четвертого открываются водочные и трактиры у городских ворот, где завтракают поденщики, каменщики, дровосеки и кучера. В четыре часа начинают работу ремесленники и слуги. Открываются городские ворота: молочницы, крестьяне и торговцы с фруктами, маслом и яйцами устремляются на рыночные площади. Мы, трубочисты, а также кровельщики можем считать себя счастливчиками: зимой из-за темноты мы начинаем работу не ранее шести часов.

Если в Риме я отправлялся в путь до восхода солнца, чтобы вовремя добраться до отдаленных деревень, бродил по темному, страшному городу, населенному тенями, то в Вене уже в четыре часа утра царит такое оживленное столпотворение, что можно подумать, будто сейчас солнечное затмение, от которого чернеет небо, а вовсе не ранний предрассветный час.

В пять часов можно уже купить любые продукты; в половине шестого открываются кабаки и пивные. Садовники и крестьяне уже принесли свой товар в город и теперь толпами сидят в кофейнях, наслаждаясь первым перерывом, в то время как кухарки, слуги и кулинары устремлялись на рыночные площади. В этот же час читали первую мессу: теперь колокола будут звонить постоянно, возвещая о богослужениях и других религиозных собраниях, которых здесь больше, чем в Риме. В шесть часов жены и дочери низших чиновников, художников и домашних врачей идут за покупками, это те сословия, кто не может позволить себе иметь слуг. В семь часов звучит Турецкий (который называют так со времен осады 1683 года), или же Молитвенный колокол, призывающий всех, кто находится в доме или на улице, опуститься на колени и провести первую дневную молитву вне церкви. В половине восьмого начинают работу низшие чиновники. Женщины наносят первые визиты знакомым. Четверть часа спустя приходят просители помощи в резиденции дворян, которые всегда завтракают около восьми. Также в восемь часов начинается рабочий день высших чиновников. В этот же час первые дворяне выходят из дома. До этого времени на улицах не видно карет, не считая карет семейств зажиточных бюргеров или домашних служащих, возвращающихся после непродолжительного отдыха в предместьях.

Дамы из аристократии любят спать долго и вообще очень ленивы. Умерший не далее как два года назад известный придворный проповедник отец Абрахам а Санта-Клара бушевал с церковной кафедры, обрушивая свой гнев на тех благородных дам, которые осмеливаются в половине десятого валяться в постели. Некоторые дамы, не зашнуровав корсета, прямо из постели бежали в церковь к причастию. Немалое число проповедников поэтому проповедовали с амвона о женских прелестях, которые виднелись во время мессы из-под мантилий и угрожали выпасть из декольте дам.

Между девятым и десятым часом, после окончания туалета, дворянки толпами устремлялись из домов: они гуляли по бастионам, где задерживались на пару часов, особенно весной и осенью. Иностранцев нередко сердит, когда они бегают от дома к дому, нанося визиты, чтобы никого не застать. С одиннадцатого часа начинается время приема пищи, и последний обед во дворцах дворянства совпадает с ужином низших сословий. В двенадцать обедают дворцовые слуги, а в час – знать, которые затем, между вторым и третьим часом принимают друзей и знакомых или наносят им же визиты. В три часа рабочие возвращаются с работы, а школьники – из школы. В пять часов заканчивается рабочий день и народ, как я уже говорил, в основном отправляется ужинать. Час спустя ужинают дворцовые служащие, в то время как театры закрывают двери. В половине седьмого закрываются городские ворота, по крайней мере, так бывает до середины апреля, затем закрытие ворот смещается на четверть часа. Кто опаздывает, должен уплатить шесть крейцеров штрафа. Теперь звонит Пивной колокол, и после того, как он пробил, никто не имеет права пить в таверне. Также нельзя выходить на улицу невооруженным или без фонаря. В семь часов простой люд ложится спать, в то время как знать принимается за ужин – вот уж поистине отличие от резиденций римских князей, которые в полночь еще кутят!

В восемь часов трактиры закрываются. До девяти или, в худшем случае, до десяти часов рабочие должны вернуться в дом мастера, где они живут. За опоздание с них взимается денежный штраф.

До сих пор у меня с Симонисом таких проблем не было: мы оба были гостями монастыря, и насколько я знал, грек никогда не доставлял монахиням неприятностей.

Даже самый большой кутила среди знати ложится в постель не позднее полуночи. Между этим часом и тремя часами ночи, таким образом, царит краткая ночь, одна для всех сословий венцев.

Чтобы преодолеть темноту и сделать возможным начало нормальной работы в столь неблагодарный час, городская управа еще двадцать лет назад оснастила улицы фонарями. Подобного я, пожалуй, не видел никогда. Эта мера, как мне сказали, была принята также для того, чтобы сократить число ночных разбойников, поскольку ремесленники и слуги, невзирая на запреты, часто выходили из дома без оружия. Однако, к сожалению, освещение возлагалось на домовладельцев, которые не всегда заботились о том, чтобы фонари, после того как их зажгут, горели каждый вечер долго, оставались чищеными, а потому фонари иногда становились жертвами слепой ярости. Повсюду с иронией говорили о том, что городское освещение в Вене сделано для того, чтобы лучше было видно темноту.

С восхождением на престол нашего любимого Иосифа Победоносного все это, к счастью, урегулировалось. И в то время как в Риме на те немногие повозки, которые осмеливались выезжать ночью и прогонять тьму факелами, нападал разбойный люд, в Вене молодые крестьянки, служанки и дети весело бегали по улицам с корзинами, полными продуктов и товаров для дома, и не боялись заходить даже в самые узкие и бедные переулки.

Как я уже читал в «Коррьере Ординарно», весьма информативной газете, выходящей на итальянском языке, в прошедшем 1710 году, из 4742 умерших только шестьдесят три погибли насильственной смертью, при этом убиты из них были лишь тринадцать (среди них студенты, весьма задиристые ребята) и пятеро были казнены: из убитых же десять человек было зарублено мечом, двух застрелили из ружья, а одного отравили ядом; из пяти казненных трое умерли, будучи обезглавленными, двое – через повешение и один был колесован. Остальные сорок пять погибших стали жертвами несчастных случаев: двадцать два упали с лестниц, окон, крыш или других возвышений и разбились насмерть; двое были убиты опорными балками, еще двое попали под бочонки с вином и один под карету; четверо оказались погребены под завалом; шестеро утонули, двое были растоптаны лошадьми, один умер от неправильного лекарства, один сам перерезал себе горло, двое упали в горящие печи и одна дама утонула на болоте.

Как же сильно все отличается от Рима, где каждая ночь завершается по меньшей мере одной ссорой со смертельным исходом, не говоря уже о кражах, взломах и поджогах! Когда я вспоминал лишь прошедший год, на ум мне приходило множество ужасных случаев: старый медик в доме Фальконьери убил домашнего учителя из-за любовной интриги; на вилле Боргонья какой-то сборщик податей заколол свою бедную служанку; у одного продавца спиртного, торговавшего водкой, силой отняли те немногие гроши, которые у него были, затем его с презрением, а еще потому, что он сильно сопротивлялся, избили палками. Бедного брата Чикко, старого отшельника у ворот Порта Ангелика, ударили по голове киркой. А как можно забыть драку в два часа ночи между сбирами аудитора Апостольской палаты и личными слугами кардинала Аквавива у ворот ди Борго? То, что сбиры подняли фонари, дабы посмотреть на лица слуг, те восприняли слишком плохо, и тут же вспыхнула драка, в ход были пущены кулаки и ножи. Даже старшему полицейскому угрожали, но он спасся, перепрыгнув через заградительные цепи замка Святого Ангела.