Читать книгу "Кровь и лед - Роберт Мазелло"

Он поставил ногу на нижнюю ступеньку и начал медленно взбираться. Каждый раз, как нос корабля поднимался на волнах, его отшвыривало от лесенки, а когда ледокол выправлялся, снова на нее бросало. В один из таких моментов Майкл хорошенько приложился лицом к ступеньке, едва не выбив передние зубы. Его пронзила жуткая мысль: получи он травму — и отметка дантиста в санитарном свидетельстве вмиг станет недействительной. Ступеньки лестницы были холодными и влажными, поэтому за каждую последующую приходилось цепляться сразу обеими руками. Когда до конца пути оставалось всего несколько ступенек и его голова показалась из трубы, взору Майкла сначала предстала пара черных ботинок на резиновой подошве, а затем синие брюки. Он сделал последний рывок к цели и выбрался наружу.

Каменное лицо офицера управления подсвечивали экран GPS и еще какие-то приборы, назначение которых было для Майкла загадкой. Кэтлин Хили невозмутимо стояла на навигационном мостике возле уменьшенной версии штурвального колеса. Она смотрела прямо перед собой, плотно сжав губы; короткие каштановые волосы обхватывала гарнитура внутрикорабельной связи. Ходовой мостик — современный эквивалент марсовой площадки — был настолько тесным, что в нем едва помещались два человека.

— Зря вы вышли на палубу, — проговорила она, напомнив Майклу, что именно ее окрик в мегафон он услышал. — По приборам скорость ветра составляет более ста миль в час.

— Уяснил. Капитан тоже счел своим долгом устроить мне выволочку. — Затем, в надежде сменить тему, Майкл сказал: — Так вот, значит, где ваш пост. Одна-одинешенька на водительском сиденье.

По периметру ходового мостика тянулся ряд армированных иллюминаторов с экранами Кента — дисками, которые перемещаются по стеклу за счет центробежной силы и удаляют с него воду наподобие автомобильных дворников. Один из краев брезентового чехла вертолета на кормовой палубе позади них отвязался и теперь бился на ветру, как крыло исполинской темно-зеленой летучей мыши.

Вот бы запечатлеть все эти драматические события на фото…

— Когда в высоких широтах видимость, как сейчас, сильно ограничена, — пояснила Кэтлин, — управление кораблем нередко передается на ходовой мостик.

И понятно почему: вокруг, насколько мог охватить глаз, взору представали лишь бурлящая вода, неспокойное серое море и массивные острые глыбы льда, которые покачивались на гребнях волн, тонули, всплывали и временами врезались друг в друга. Волны чудовищной высоты безжалостно врезались в нос корабля, обрушивались на палубу и взметали в воздух фонтаны брызг и пены, долетающие даже до иллюминаторов их высокого укрытия.

И все это — безумный кипящий океан, клубящееся небо и черные очертания птиц, которых швыряло из стороны в сторону, словно опавшие листья по осени, — было окутано мертвенным светом полярного солнца. Тусклое желтоватое пятно упрямо маячило над горизонтом с северной стороны. Этакая монументальная панорама с изображением неистовства стихии, снизу подсвеченная гигантским фонарем, в котором догорали последние капли масла.

— Добро пожаловать в «безумные пятидесятые», — добавила Кэтлин уже более живым голосом. — Как только вы пересекаете границу пятьдесят градусов южной широты, тут-то погода и начинает проявлять истинный характер.

Нос ледокола пошел вверх с такой легкостью, словно его вытолкнули из глубины моря, и наконец задрался почти вертикально, целясь в рваные штормовые тучи с северной стороны неба. Кэтлин, широко расставив ноги, вцепилась в штурвал, а Майкл поспешил ухватиться за релинг. Он уже знал, что сейчас произойдет… поскольку все, что взмывает вверх, рано или поздно обречено рухнуть.

Спустя мгновение они достигли гребня волны — Майкл отчетливо ощутил его вибрацией под ногами — и как только через него перевалились, корабль ухнул вниз, словно булыжник, падающий со склона крутой горы. Через фронтальный иллюминатор ходового мостика Майкл увидел, что прямо перед ними разверзлась гигантская пропасть, темная котловина шириной не меньше горного ущелья, однако в ней не было ничего, кроме водяного дна, которое, казалось, уходило еще глубже по мере того, как корабль в нее проваливался.

— Есть! Есть, сэр! — Кэтлин резко повернула штурвал вправо. Майкл ощутил во рту вкус пасты, которой совсем недавно наслаждался в офицерской столовой.

Наконец, достигнув дна пропасти, корабль замер, повернулся — теперь вода стояла высоченной стеной по обоим бортам — и начал заваливаться на правый бок. Даже здесь, на высоте никак не меньше девяноста футов над палубой и на огромном расстоянии от дизельных турбин, Майкл слышал рев и завывание двигателей, биение лопастей гребного винта — в какие-то моменты они и вовсе впустую молотили по воздуху. Корабль отчаянно лавировал между айсбергами, прокладывая курс, как по минному полю.

— Если вы религиозный человек, — произнесла Кэтлин, впервые посмотрев Майклу в глаза, — сейчас самое время помолиться. — Она снова повернула рулевое колесо вправо. — Под нами целое кладбище, где покоятся по меньшей мере восемьсот судов и десять тысяч моряков.

Неожиданно над ними, словно сказочный Тритон, вырос айсберг; ледокол несло прямо на него.

— Черт, я должна была его заметить, — пробормотала Кэтлин и тут же передала на навигационный мостик: — Да, сэр! Я его вижу, сэр! — И добавила, выворачивая штурвал: — Сделаю!

— Надеюсь, не я вас отвлек, — вставил Майкл, стараясь перекрыть грохот хлещущей в стекла воды и завывание ветра. — Я тоже его не заметил.

— Это не ваша обязанность, а моя, — бросила она.

Майкл умолк, давая ей сосредоточиться, а сам задумался о кладбище, которое находилось на дне под ними, о захоронении сотен кораблей — шхун и шлюпов, бригов и фрегатов, траулеров и китобойных судов, — затертых льдами, разбитых волнами, изодранных свирепым ветром. Подумал о тысячах человеческих жизней, сгинувших в бушующей бездне. Возможно, последнее, что эти люди видели перед смертью, были ломающиеся, как спички, мачты их кораблей или огромные льдины, толкающие несчастных в морскую пучину, на дно настолько глубокое — сколько, полторы тысячи метров? — что туда никогда не проникал лучик света.

Корабль вдруг быстро перевалился с одного борта на другой. Кэтлин повернула штурвал вправо и крикнула в микрофон капитану:

— Право руля, сэр!

Майкл тоже увидел волну. Полностью заслонив собой мертвенный свет неподвижного солнца, она стремительно росла и надвигалась на них стеной неимоверной ширины, играючи расшвыривая глыбы льда размером с дом.

— Держитесь крепче! — выкрикнула Кэтлин.

Майкл широко расставил ноги и развел руки в стороны, упершись в переборки. Никогда в жизни он не видел проявления столь грандиозного и яростного буйства стихии.

Кэтлин пыталась развернуть корабль, однако времени уже не оставалось, да и вал высотой никак не меньше сотни футов был чудовищно огромным. Как только сплошная стена клокочущей серой воды ринулась на ледокол, в воздухе мелькнуло что-то белое… нет, черное… нечто, не поддающееся определению, и, опережая саму волну, пулей понеслось в направлении мостика. Спустя мгновение иллюминатор с громким хлопком разлетелся вдребезги, будто в него выстрелили из дробовика, и все помещение, словно шрапнелью, засыпало осколками стекла и льда. Кэтлин вскрикнула, отлетела от штурвала и повалилась на пол, по пути врезавшись в Майкла; в последний момент он успел ее подхватить и немного смягчил падение. Журналист стер с лица ледяные брызги, и первое, что увидел, была… окровавленная голова белоснежного альбатроса, свисающая с рулевого колеса. Тело птицы застряло в разбитом иллюминаторе, неестественно вывернутые крылья торчали в разные стороны. Альбатрос был еще жив — издавал предсмертный клекот и продолжал щелкать переломанным клювом, расплющенным, словно нос боксера. Майкл как зачарованный глядел в его черные немигающие глаза, даже позабыв на миг и о чудовищной волне, и о распластанной на полу Кэтлин.