Читать книгу "Кандалы для лиходея - Евгений Сухов"

– Вы обещали… – сдержанно напомнил ему Неелов.

– Обещал, – подтвердил Власовский. – И обещание свое сдержу, можете быть уверены.

Когда он выходил из библиотеки, Неелов сидел, уставившись в одну точку. Потом, когда двери библиотеки закрылись за обер-полицмейстером, вернулся в свое кресло и взялся за томик Монтеня. Книги ведь не только дают знания. Они еще имеют и несомненный врачебный эффект, то есть успокаивают…

А полковник Власовский, выйдя на Тверскую, пошел по направлению к своему дому, думая о том, что состоявшийся разговор, собственно, ничего особого ему не дал. Ну, вороват этот Козицкий, и что с того? Данное обстоятельство не объясняло пропажу Попова. Хотя кое-какие выводы можно сделать: единожды нарушившие какую-либо заповедь Христову могут нарушить ее снова дважды и трижды. А потом преступить и другую заповедь, еще более страшную. Поскольку все равно грешен, а стало быть, и терять уже как будто бы нечего. И грех повторный, пусть и более тяжкий, свершить уже намного легче, нежели самый первый. Так уж устроен человек…

* * *

Становой пристав Винник заявился к Козицкому днем и прямо, без обиняков, сказал ему, что расследует дело исчезновения главноуправляющего Попова.

– Хорошо. А я-то тут при чем? – как ему казалось, вполне резонно спросил у полицианта Самсон Николаевич. – Ведь Попов уехал из имения, и тому имеются свидетели…

– Мне начальство велело, – просто и без обиняков ответил ему пристав. Он решил играть эдакого простака-служаку, который попросту отрабатывает приказ исправника, не рассуждая и не шибко заботясь о конечном результате: каков будет – таков и будет. Тип не слишком умного служаки был довольно безобидным и предполагал, что при случае с ним можно договориться.

О чем, спрашивается? Да обо всем!

Например, о том, чтобы на кое-что такой полициант прикрыл бы глаза. За определенную мзду, разумеется. Или за какое иное благо. И если такое предложение последует со стороны Козицкого (посмотреть на некое обстоятельство сквозь пальцы), на этом его и можно будет зацепить. Это был план Ираклия Акакиевича, в который входило сойтись с Козицким накоротке и наблюдать за ним и его словами, все примечая и ничего не упуская, когда настороженность управляющего к полицейскому совершенно пройдет. А как сойтись близко и за короткий срок? Все правильно – выпить вместе с подозреваемым. Может, даже и не раз. И сделаться ему другом, от которого нет секретов и у которого от вас тоже нет секретов! Авось и выскочит нечто интересное, за что потом можно будет зацепиться, – кончик какой-нибудь ниточки, по которому можно будет раскрутить весь клубочек. Оттого когда после двухчасового нудного допроса, изнурившего обоих, Козицкий предложил перекусить, Ираклий Акакиевич охотно согласился. Дело делом, но человек без пищи существовать не может. Непреложный факт, так сказать…

Прислуживала им за столом весьма прехорошенькая крестьяночка, взгляды которой время от времени ловил на себе становой пристав Винник. Они были настороженными, если не сказать, сердитыми, и полициант никак не мог понять – отчего такая нелюбовь? Он ведь еще ничего не успел сделать, чтобы ополчить против себя молодую женщину. Отчего же у крестьяночки такое предубеждение против него? А может, она так относится ко всем служителям благочиния и правопорядка? Тогда снова возникает вопрос: отчего такая нелюбовь? Чем они ей все насолили? Или у нее есть что скрывать? Ежели так, тогда дело принимает иной оборот и становится понятным, откуда такая настороженность. Впрочем, поди разбери этих баб, что у них творится на уме. Это ж темный лес для любого мужика! Может, предубеждение у нее против Винника появилось из-за простой антипатии, скажем, лицо гостя ей не понравилось или даже взгляд – так бывает, а может, просто подустала за день или же прислуживать не хотела, да вот заставили!..

Появилось и красное винцо, которое Ираклий Акакиевич попробовал с видимым удовольствием и на предложение хозяина испить другого сорта одобрительно кивнул. Вино было превосходным, не хуже мадеры или шато. А то и лучше.

Не отставал от Винника и управляющий имением Козицкий. Дошло до того, что они как-то незаметно перешли на «ты», и Самсон Николаевич на время следствия предложил Виннику остановиться в барском доме.

– Там имеется весьма приличная комната для приезжих, – заявил Самсон Николаевич, – и тебе будет вполне удобно. Настя все приготовит в наилучшем виде.

– А Настя – это кто? – не очень трезво спросил Винник.

– Прислуга, – как-то неуверенно ответил Козицкий, что не ускользнуло от внимания станового пристава.

– А-а, – протянул он. – А сам ты где обитаешь?

– Здесь, во флигеле, – ответил Самсон Николаевич. – Я же не граф Виельгорский, поэтому мое место – здесь.

– Перестань, – скривился Ираклий Акакиевич. – При чем тут граф или не граф? Перед Богом все люди равны.

– Ну, то перед Богом, – посмотрел на полицианта управляющий. – А здесь, на земле, немного иначе. Разве нет?

– Может, ты и прав, – становой перевел взгляд на полупустой графин и предложил: – Давай за тебя выпьем!

– Давай, – улыбнулся Козицкий. – А потом за тебя, идет?

– Договорились, – ответил пристав Винник и улыбнулся в ответ…

* * *

Тем временем исправник Уфимцев проводил дознание с лодочником Якимом. Он перевозил главноуправляющего Попова на лодке через реку Павловку к железнодорожной станции и, стало быть, видел Попова последним, не считая билетного кассира «железки» (как звали железную дорогу обыватели) и пассажиров поезда. Но лодочник знал, что Попов – это Попов, а все остальные и ведать не ведали, кто он таков. Оттого Яким был основным и единственным свидетелем того, что главноуправляющий все же выехал из имения Павловское.

– Так я уже говорил, что перевез господина Попова через реку, опосля чего он отправился к железке. Даже письменные показания давал, – обиженно добавил лодочник и посмотрел прямо в глаза исправнику.

– Ничего, расскажите мне еще раз, – убедительно произнес Уфимцев, доставая памятную книжку для записи. – И все с самого начала и по порядку.

– Да что по порядку-то? – отвел взор от исправника лодочник. – Мы уговорились еще с вечера, что поутру я его свезу на тот берег Павловки. Ну, и свез.

– Когда это было? – задал вопрос Уфимцев.

– Седьмого мая, – твердо ответил лодочник. Как-то даже слишком твердо. Так отвечает урок прилежный ученик, который заучил его наизусть и в знаниях своих ничуть не сомневается.

– В котором часу вы с ним встретились? – задал новый вопрос исправник.

– Вот этого я сказать не могу, поскольку наручных часов не имею, – опять слишком твердо ответил лодочник.

– Хорошо. Это было семь часов утра, восемь, девять? – спросил Уфимцев.

– Верно, что-то около девяти. Солнце было уже высоко, – немного подумав, ответил лодочник.

– А припомни, братец, главноуправляющий был как-то взволнован? Или, может быть, зол? Или, напротив, пребывал в хорошем расположении духа? – черкнул что-то в памятную книжку исправник.