Читать книгу "Сикстинский заговор - Филипп Ванденберг"

В тот вечер в палаццо Киджи, в гостиной кардинала, Еллинек наполнил бокалы, как он обычно делал каждую пятницу, когда они встречались, и передвинул белую пешку с е2 на е4. Штиклер сделал свой ход с е7 на е5, заметив:

– Пешки – душа шахмат.

Кардинал Йозеф Еллинек кивнул, перенося правого слона на с.4.

– Это не я сказал, – пояснил свое высказывание монсеньор. – Это двести лет назад сказал Филидор, гений шахмат, к тому же композитор, француз, умерший в Лондоне.

Кардинал старался не вдумываться в слова Штиклера, так как в начале игры расценил их как попытку отвлечь его, вывести из равновесия, что уже само по себе означало бы половину успеха. Конечно, он знал Филидора; любой шахматист, если он действительно шахматист, знает его!

Штиклер передвинул слона слева на с5, с завидным упорством называя его «офицером», в ответ на это кардинал поставил белую королеву на h5, держа на примете черного короля:

– Шах!

Монсеньор же в задумчивости повторял:

– Дамы стоят денег, дамы стоят денег.

Пришло время оценить, чего стоит дерзкий ход Еллинека, угрожавший королю. Он точно знал, что при известной расторопности противника ход этот мог обернуться серьезным промахом, как знал и то, что Штиклер мог обратить фигуру в бегство, и Еллинек только зря потратил бы драгоценное время. Поэтому он предусмотрел несколько вариантов. Действительно, Штиклер ответил с уверенностью Филидора, переместив свою королеву на е7. «Нет, – подумал Еллинек, взяв коня справа, – это, конечно, не его игра». Монсеньор заметил неуверенность противника и улыбнулся. Разве есть орудие более мощное, чем улыбка соперника! Он, собственно, и не собирался сбивать кардинала с толку, так что смущенно произнес:

– Странная история вышла с фресками Сикстинской капеллы, решительно непонятная! – И невольно этим совсем вывел кардинала из равновесия.

Еллинек молчал, беспомощно глядя на своего коня, и Штиклер продолжил, стремясь прервать неловкое молчание:

– Хочу быть с вами откровенным, господин кардинал. Я сначала не придал значения происходящему. Мне казалось, что восемь букв на фресках не могут составить серьезной проблемы для курии. Но затем…

– Да? – заинтересованно переспросил кардинал. – И что затем? – Он наконец водрузил коня на еЗ.

– Затем я услышал интерпретацию отца Августина об Откровении Иоанна Богослова и толкование числа «666», за которым скрывается имя воителя Дометиана. Признаюсь, всю ночь не мог уснуть, эти буквы просто преследуют меня.

– Ход черных! – заметил кардинал, стараясь казаться спокойным. Он опасался следующего хода противника: тот перешел в активное наступление. Также боялся вопросов монсеньора, против которых он сегодня не мог ничего предпринять, впрочем, как и против его атаки. Да, он ошибся и теперь следил за тем, как Штиклер перемещал коня на с6, переходя к ответному ходу.

– Иногда, – проговорил Еллинек нерешительно, – я не уверен в том, что Сократ был прав, утверждая, что для человечества существует одно добро и одно зло – знание и незнание! Бесспорно, знание принесло этому миру уже предостаточно горестей.

– Вы считаете, было бы лучше не разгадывать тайну надписи на своде Сикстинской капеллы?

Еллинек замолчал, торопливо передвинул коня, но сразу пошел на попятную:

– J'adoube – я пойду по-другому. – И он продолжил: – Что может подвигнуть человека такого ранга, как Микеланджело, скрыть в своем творении тайну? Разумеется, не благочестивые мысли! Все тайны от нечистого. Там, наверху, между сивиллами и пророками, скрывается дьявол. Дьявол никогда не показывает своего истинного лица, он таится за самыми неожиданными масками, а буквы – наиболее часто встречающаяся и опасная его маска, так как буквы мертвы, только ум оживляет их. За одной буквой может скрываться слово, даже целая картина мира, стало быть, одна буква в состоянии перевернуть устои человечества.

Штиклер поднял голову. Слова кардинала глубоко задели его. Игра, столь удачная для него, в начале, внезапно отодвинулась на второй план. Он осторожно осведомился:

– Создается такое впечатление, словно вы знаете больше, чем говорите.

– Я ничего не знаю! – возразил Еллинек. – Ничего. Только то, что Микеланджело был гениальным человеком и встречался с самыми выдающимися и известными людьми своего времени. Так что можно предположить, что его познания были обширнее знаний каждого из этих людей в отдельности. Сознание его находилось на качественно новом уровне, который запрещен христианской верой. И только учитывая это, мы сможем расшифровать еретическую фреску флорентийца.

Штиклер словно окаменел, вдруг побледнел, и кардинал задал себе вопрос: что же могло вызвать такую реакцию у его партнера по игре? Догадки о работах Микеланджело, ход королевой на е5, а может быть, взору его открылась новая комбинация, сулящая победу? Взгляд Штиклера был устремлен мимо кардинала, но тот, обернувшись, не обнаружил ничего примечательного, что могло бы заинтересовать его соперника. Всего лишь безобидная коричневая упаковочная бумага, на которой лежали красные тапочки и очки. Монсеньора же, казалось, хватил удар. Может, ему внезапно припомнилось нечто ужасное?

Кардинал беспомощно смотрел на него, но не мог себе представить, что обычный пакет может вызвать такой шок. Еще минуту он раздумывал, как пояснить Штиклеру наличие этих странных предметов. Правда казалась ему слишком невероятной. Поэтому он решил выждать. Вдруг монсеньор поднялся. Он нетвердо стоял на ногах, держась рукой за спинку стула, будто у него кружилась голова. Не глядя на кардинала, он проговорил:

– Извините меня! – И покинул комнату, передвигаясь механически, словно кукла.

Еллинек услышал, как хлопнула дверь в прихожей. Комната погрузилась в тишину.

На четвертое воскресенье после Крещения

Кардинал-государственный секретарь Касконе служил торжественную воскресную мессу в соборе Святого Петра. Хор исполнял Missa Papae Marcelli[75]Палестрины[76]– его любимую. Касконе служил мессу in fiocchi,[77]в красном одеянии, помогали ему Фил Канизиус в качестве дьякона, монсеньор Ранери в качестве помощника дьякона и еще два монаха-доминиканца в качестве служек. Касконе читал Евангелие от Матфея 8:24–27, где Иисус повелевает морю:

«И вот, сделалось великое волнение на море, так что лодка покрывалась волнами; а Он спал. Тогда ученики Его, подойдя к Нему, разбудили Его и сказали: Господи! спаси нас, погибаем. И говорит им: что вы так боязливы, маловерные? Потом, встав, запретил ветрам и морю, и сделалась великая тишина».