Читать книгу "Эндшпиль Маккабрея - Кирил Бонфильоли"

Но в этот раз пробудился я совершенно неосвеженным, и никакие хорошие вести не изобиловали в моем мозгу. Не возникло, изволите ли видеть, уютного ощущения теплой твидовой руки на плече моем — лишь застарелая боль от джина в основании черепа и смутный привкус собачьих испражнений во рту.

Помню, я сказал:

— Хей-хо, — слушая, как суетится в стакане «алка-зельцер». Попробовал испытать на себе воздействие чистой рубашки и умытого лица; стало чуточку лучше, но различные прыщики мелких хлопот по-прежнему гноились. У меня выработалась нелюбовь к совпадениям, и я не выношу умненьких молоденьких американских полковников, особенно если военная форма им не по фигуре.

В те дни я был живым и беззаботным пареньком, всегда готовым приветствовать контроверзу ради наслаждения умелым преодолением ее. Оттого я и тревожился тем, что тревожусь, если вы меня понимаете. Ощущение неминуемой кончины должно преследовать тех, у кого запор, а у меня вообще-то оного не наблюдалось.

Когда я возник на пороге комнаты уединения, Джок протянул мне жесткий конверт: его доставили, пока я спал. Рассыльного Джок обрисовал лишь как «длинный потёк мочи в котелке». Джок недрогнувшей рукой предложил ему на кухне пинту пива, и та была отвергнута с некоторой бестактностью.

Автор письма — суда по всему, помощник личного секретаря чьего-то еще постоянного под-секретаря или кого-то вроде — утверждал, что им получены инструкции предъявить мне требование (или наоборот, я уже забыл) явиться в Кабинет 504 одного из новых правительственных кварталов поуродливее в 10.30 следующего утра и там встретиться с неким мистером Л. Дж. Присядом.

А у меня, надо заметить, лишь два основных правила ведения собственной жизни, как то:

Правило А:Мои время и услуги — в полном распоряжении клиента в любое время дня или ночи, и никакие хлопоты не велики, если можно послужить интересам других людей.

Правило Б:С другой стороны, трахни меня в мозг, если на этот счет мне попробуют трахать мозги.

Я протянул записку Джоку.

— Это недвусмысленно подпадает под действие Правила Б, не правда ли, Джок?

— Напрочь подпадает, мистер Чарли.

— Там указано десять тридцать?

— Ну.

— Стало быть, разбуди меня в одиннадцать.

— Ладно, мистер Чарли.

Воспрянув духом от такого проявления индифференции, я прошелся до «Вирасвами» и глубокомысленно набил себе утробу барашком с карри и «чапати» с маслом. Изумительно одетый швейцар, как обычно, отдал мне изумительно военную честь в обмен на самую сверкающую полукрону, что я только обнаружил у себя в кармане. Почти даром. Когда у вас депрессия, ступайте и найдите себе того, кто отдаст вам честь.

Карри, по моему ограниченному опыту, — такое вещество, от которого женщинам немедля хочется лечь в постель и предаться любви; мне же после него хочется лечь в постель и сбросить с желудка тяжесть. Удивительно тяжеловесное вещество это карри.

Я многострадально довлачил свою ношу до постели, и Джок принес мне виски с содовой для остужения кроветока. Некоторое время я почитал «Нищету историцизма» Карла Поппера,[64]после чего уснул и видел уклончивые виноватые сны о пенджабских полковниках в охотничьих войлочных шляпах.

Охранная сигнализация сработала в три часа ночи. Если мы дома, работа ее принимает форму тихого хныканья, настроенного на угрожающую частоту, которое звучит в обеих спальнях, обеих ванных, гостиной и сортире Джока. Она замолкает, едва мы оба нажимаем кнопку, — чтобы мы оба знали, что бодрствуем. Я нажал свою, и сигнализация немедленно заткнулась. Я выдвинулся на предназначенный мне пост — к креслу в самом темном углу спальни, — предварительно сунув диванный валик под одеяло, чтобы сымитировать спящего Маккабрея. Над креслом развешана памятная коллекция античного огнестрельного оружия, и один из экспонатов — двустволка 8 калибра, изготовленная Джо Мэнтоном:[65]правый ее ствол заряжен мельчайшей дробью, левый — шариками от подшипников. Старомодный шнурок звонка под ней освобождает захваты, которыми ружье крепится к стене. Моя задача — таиться там в неподвижности, наблюдая за дверью и окнами. Джок тем временем проверяет коммутатор сигнализации и выясняет, где ее привело в действие, после чего размещается у черного входа, где отрезает пути к отступлению и при необходимости следует за незваным гостем наверх к моей комнате. Итак, я таился в мертвой тишине, нарушаемой лишь бременем карри, ворочавшегося у меня внутри, подобно носкам в стиральной машине. Очень трудно бояться, стискивая дробовик 8 калибра, но мне удавалось. Такого, видите ли, вообще не должно было происходить.

Спустя эон-другой сигнализация коротко бибикнула — сигнал спускаться. Пропитавшись жутью по самые жабры, я прокрался на кухню, где у двери обнаженной тенью маячил Джок, поигрывая в руке 9-миллиметровым «люгером». На коммутаторе по-прежнему неистово мигал фиолетовый огонек, отмеченный «ПАРАДНАЯ ДВЕРЬ». Парой резких кивков Джок наметил нашу тактику: я скользнул в гостиную, откуда просматриваются прихожая и парадная дверь, а Джок неслышно отодвинул засовы черного хода. Я услышал, как он выпрыгивает в коридор, — и тут он позвал меня, тихо и настойчиво. Я пробежал сквозь столовую, в кухню, в дверь. В коридоре стоял один Джок. Я проследил за его взглядом до индикатора лифта: тот говорил «5» — мой этаж. В тот же миг мотор лифта заурчал, и пятерка погасла, а Джок ринулся к верхней площадке лестницы и пропал внизу, едва ли издав хоть звук. Видели б вы Джока в действии — зрелище вводит в робость, особенно если он голый, как тогда. Я пробежал полпролета вниз, пока не удалось заглянуть в лестничный колодец: Джок занимал позицию в цоколе, двери лифта попадали в сектор его обстрела. Через секунду или две он подскочил и скрылся где-то в тылах; я не сразу понял, что лифт, должно быть, уехал в подвал. Я кубарем скатился, позабыв о страхе, подобрался лишь до третьего этажа, когда мимолетный взгляд на индикатор подсказал мне, что лифт поднимается снова. И вновь я припустил наверх, в конце концов прибыв на пятый этаж прискорбно запыхавшись. Индикатор замер на тройке. Я ворвался в квартиру, ввалился в гостиную и упал на колени перед консолью проигрывателя. Кнопка у него внутри связывалась с караулкой «Держи-Вора» — я просто истосковался по этим громилам.

На кнопку я не нажал, ибо меня кто-то двинул в основание черепа — в аккурат туда, где засела боль от джина. Подбородок мой зацепился за край консоли и я некоторое время повисел на нем, чувствуя себя преглупо. После чего меня стукнули еще раз, и я без всяких усилий скользнул сквозь пол и принялся отсчитывать в падении милю за милей.

Примерно жизнь спустя я пришел в себя — с большой неохотой. Надо мной луною нависла обширная физиономия Джока; он обеспокоенно кудахтал. Стоило мне заговорить, и в моей бедной голове раскатисто загромыхали и задребезжали отзвуки. Меня переполняли ненависть и страдание.