Читать книгу "33 счастья - Ольга Хмельницкая"

Они крепко обнялись.

– Я рад, что ты мне не только возлюбленная, но и соратник, и друг, – сказал Владимир Евгеньевич, целуя Еву и проводя ладонью по ее плечам. – И я уверен, что из тебя получится великолепная жена.

– Спасибо, – сказала девушка.

В пещере царил полумрак.

– Кстати, – сказал полковник, – ты поняла, кем раньше был наш спаситель?

– В каком смысле – «кем был»? – не поняла Ершова.

– Я думаю, что он служил в армии. И даже, скорее всего, воевал. У него на тыльной стороне кисти есть характерная вмятина. Я готов биться об заклад, что это пуля. Так что тот факт, что Бадмаев нас нашел и что у него был полный набор снаряжения, не случаен. Он бывший профессионал. Вероятно, спецназовец.

Послышались шаги. В пещеру торопливо вошел Юрий Рашидович. В руках он нес сосновые ветки и две ровные длинные палки. Стряхнув с ветвей капли воды и сложив их домиком, Бадмаев положил внутрь таблетку сухого спирта и поджег ее. Дрова затрещали.

– А теперь давайте ногу, – сказал Юрий.

Он взял две длинные палки, приложил их к пострадавшей ноге полковника и принялся туго обматывать конечность бинтом, который достал из аптечки.

– В каком звании вы уволились из армии? – спросил Рязанцев.

Юрий замер, широко раскрыв глаза, но через мгновение овладел собой. Его лицо снова приобрело дружелюбное и спокойное выражение.

– В моем вопросе не было подвоха, – покачал головой Владимир Евгеньевич, слегка морщась от боли. – Я понял, что вы военный, по вашей выправке, а также по тому, как у вас экипирован рюкзак. Также я заметил у вас на руке отметину от пули, вы были ранены. К тому же вы производите впечатление человека, который ведет себя спокойно в экстремальных ситуациях, а это также свойственно армейским.

– Надо же, – улыбнулся Юрий, – вы прямо-таки Шерлок Холмс. Я воевал в Анголе. С тех пор у меня вьетнамский синдром: шум машин вызывает помутнение сознания. Поэтому, получив биологическое образование, я теперь работаю здесь, в глуши. Ну, хватит об этом, – сменил тему Бадмаев, закончив перевязывать ногу Владимира Евгеньевича, – меня сейчас волнуют другие проблемы. В частности, я только что пытался связаться с биостанцией по рации, но там никто не отвечает. Это странно, потому что когда я уходил, я договорился с Валерием Шварцем, нашим орнитологом, что он постоянно будет на связи.

– Может, вызвать его еще раз? – предложила Ева. – Вдруг он не слышит сигнала из-за шума бури?

– Я вызывал его уже трижды, – ответил Юрий, – впервые, когда только вышел из пещеры, потом, когда рубил дрова, а последний раз перед тем, как войти сюда. И все три раза он не ответил. Даже не знаю, что и думать. Честно говоря, я волнуюсь.

– А до биостанции далеко? – спросил Рязанцев, приподнимаясь на локте.

– Около пяти километров, – ответил ботаник, – самостоятельно вы проделали около половины пути. Правда, уже темнеет, а ночью идти будет гораздо труднее. Я думал, что лучше остаться тут до утра, но прежде хотелось бы убедиться, что на станции все хорошо.

Он сел у костра и задумался. Молчание Шварца, факт в нормальных условиях совершенно невозможный, Бадмаева безмерно волновал.

«Что-то там случилось, – наконец решил он. – Возникли какие-то проблемы».

Но Юрий и предположить не мог, как плохо на самом деле обстоят дела.

На Бубнове не было лица. Он забился на свое место, укрылся одеялом и замер в позе зародыша, всем своим видом показывая, что он никого не хочет ни видеть, ни слышать.

– Дмитрий, что с вами? – спросила Марьяна, но аспирант только нервно задергал ножкой и что-то невнятно промычал.

– Не трогайте его, – желчно сказал Слюнько, – юное дарование думает явно не о бариониксе и не о блестящей карьере ученого, а совсем о других вещах.

Бубнов нервно завозился под одеялом. Самолет выехал на взлетно-посадочную полосу, разогнался и взмыл в воздух. Пассажиров вдавило в кресла.

– Я вот о чем думаю, – сказал профессор Марьяне, – не окажется ли так, что яйцо вовсе не надо греть? Да, птицы высиживают своих птенцов, а вот рептилии – нет. Черепахи просто закапывают яйца в песок, и все. Дальше маленькие черепашата действуют абсолютно самостоятельно.

Говоря это, Игорь Георгиевич крепко прижимал к груди монографию собственного сочинения, под названием «О некоторых особенностях строения первой фаланги левой передней конечности плезиозавра». Он волновался. Для него сейчас на свете не существовало ничего, кроме маленького барионикса.

– А если я его усыновлю, когда он вылупится, – предположил профессор, – тогда его у меня не отберут? И я смогу его растить и дрессировать?

Филимонова, не сдержавшись, улыбнулась.

– Обед! – провозгласила стюардесса – та самая, не позволившая Бубнову разговаривать по телефону.

Пассажиры приободрились. Профессор вытянул шею вперед, пытаясь увидеть, что у них в меню.

– Курица под грибным соусом, горячий бутерброд, картофельное пюре… – начала перечислять бортпроводница.

– А водка есть? – хрипло спросил аспирант, выныривая из-под одеяла.

Пассажиры принялись удивленно оглядываться.

– Это наш коллега, – поспешила сгладить неловкость Филимонова, – он очень боится летать на самолетах и поэтому пьет, чтобы облегчить непереносимое чувство ужаса.

– Ах, вы еще и на самолетах летать боитесь, – проворчал профессор, – то, товарищ аспирант, вы падаете на ровном месте, то давитесь булкой, буквально как Буш крендельками, то просите водки, и побольше, побольше! Вы ведете себя, как лабух из борделя, а не как будущее серьезное научное светило.

Он демонстративно отвернулся от Дмитрия. Аспиранту, алкавшему сочувствия, стало совсем худо.

– Кроме водки мне нужен еще и парашют, – сказал он, с трудом переводя дух. Лицо Бубнова было багровым. – Я сначала напьюсь, а потом сойду, прямо здесь!

– Ага! Он дезертирует! – воскликнул Слюнько. – Причем, заметьте, он планирует выпрыгнуть с парашютом не где-нибудь, а над территорией Украины! К чему бы это?

– Успокойтесь, – попросила бортпроводница, совершенно смущенная этим балаганом, – на пассажирских лайнерах нет парашютов. Они не предусмотрены.

– А как же реклама? – спросил кто-то недоверчиво. – Пилот тихонько идет по салону самолета с парашютом за спиной, собирается спрыгнуть, а в зубах у него конфетка.

– Ну, мало ли что показывают в рекламе, – засмеялся другой пассажир, – там то йогурты в облаках летают, то трусы сами собой надеваются. У вас, скажите, трусы хоть раз сами наделись?

Девушка принялась развозить обед. Марьяна и Слюнько ели с аппетитом, Бубнов к пище не притронулся. Ему было так плохо, так плохо, что он не мог затолкать в себя ни кусочка.

«У Пети больше денег и толще бицепсы, – подумал он про себя, давя рвущийся из груди стон, – подумать только».