Читать книгу "Форс-ажурные обстоятельства - Валентина Андреева"

– Заворачиваем за угол дома! – пользуясь временным замешательством подруги, скорректировала я дальнейшие действия, надеясь, что фонтан ее красноречия забьет именно там, в недоступном для чужих ушей месте.

Так и получилось. Стратег из меня еще тот! Наташка орала яростно, но недолго. В основном жалела свой бок, свою нервную систему, окружающую среду и меня, бестолочь, за то, что действую без толка, пользы и расстановки.

– Иду на разведку! – не препираясь, пояснила я и выскочила из машины. Уверенно пересекла проезжую часть и, развернувшись в небольшом скверике, заторопилась назад, стараясь не выпускать из виду нужный подъезд. Это было достаточно трудно, поскольку под ногами путались детские мячи, их обладатели, не желавшие сидеть в песочнице, и парочка меньших братьев.

Удачно стряхнув с ноги маленького щенка, которого по невнимательности приняла за очередной мячик, я остановилась и замаскировалась под молодое дерево за тремя раскидистыми кустами, не помню какого растения. Как раз напротив вернувшейся к оживленному разговору парочки. Герды рядом с ними уже не было, очевидно, перепрятывала «клад», не собираясь делиться с хозяином. Девица что-то записывала на газете, изъятой из рук мужчины. Скорее всего, номер телефона. Затем порылась в сумочке и выудила кошелек. Почерпнутые из него купюры, достоинство которых определить не представилось возможным, вместе со свернутой в трубочку газетой перекочевали в руки пенсионера. Я предположила, что ее интересует наш вчерашний визит. В случае повторного появления мужичок за энную сумму обязался предоставить девице более подробные о нас сведения.

Не торопясь, пенсионер сунул деньги в карман, развернул газету, неслышно шевеля губами, прочитал запись и сунул газету под мышку. Затем, удовлетворенно кивнув девице, поправил на голове легкую кепочку и проводил девицу до красной иномарки, припаркованной у соседнего подъезда. Там они снова разговорились, но уже спокойно.

Когда на мое плечо легла чужая рука, я даже не пошевелилась, была готова к тому, что Наташка отыграется – не вся выговорилась. И тут подруга заговорила, душевно, с надломом, вот только не своим голосом:

– Дай тридцатку на пиво.

Я медленно развернулась к обладателю дрожащего баритона. Завораживающий голос! Молодой парень, лет двадцати семи-тридцати, не больше, довольно симпатичный, но с достаточно «уставшим» от ненормальной жизни лицом. Запущенная светлая щетина, темные, с каштановым отливом волосы под спортивной кепкой. Странная личность. Я вгляделась в него внимательней. Даже прищурилась, напрягая память. Нет, определенно, к числу моих знакомых он не принадлежал. Кажется, похож на какого-то киноактера. Может, это розыгрыш? Съемка скрытой камерой. На всякий случай я приветливо улыбнулась.

– Ну чё рот открыла? Тридцатку давай, а то сейчас крикну ишаку, что ты за ним следишь. – Жесткие пальцы сильнее сдавили мое плечо. Парня колотила крупная дрожь. Вместе с ним в свободной левой руке ходуном ходила барсетка из коричневой кожи. Разом забыв про скрытую камеру, я закрыла рот и деловито кивнула:

– «Ишак» – это тот крокодил, что рядом с красной иномаркой разговаривает? А почему он «ишак»?

– Потому что сволочь!

– Понятно. Слушай, у меня только полтинник, да и то в машине. Не разменяешь?

– Я разменяю! – непонятно откуда выскочила Наташка. – Ты что себя лапать позволяешь, а? – накинулась она на меня. – Гони полтинник, а то все мужу скажу. Он из твоего хахаля нарезку сделает. В вакуумной упаковке. Слушай, щетинообразное, у нее муж Хирург. Слыхал такую кликуху?

– Чё орешь? Больная, что ли? – попробовал идти в наступление вымогатель, но руку с моего плеча снял. Я оглянулась назад, но ни «ишака», ни девицы у дома уже не было. Однако красная иномарка по-прежнему стояла, пустая. Парень, очевидно, это тоже заметил и мигом поблек. В голосе прорывалось истинное страдание: – Ну хоть пятнадцать рублей дайте, люди вы, в конце концов, или нет. Плохо мне.

– Мы люди, – не раздумывая, согласилась Наташка, вставая рядом со мной плечом к плечу. – Только совершенно тебе чужие.

Незаметно для «страждущего» я слегка дернула подругу за ветровку.

– А раз так, то родные тебе люди нас не осудят, – сделала резкий поворот в своем выступлении Наташка, – поскольку тоже нас не знают. Так и быть, купим тебе пива за свой счет. – Парень скривился. – Но пить его будешь под мою проповедь о необходимости вести трезвый образ жизни. Может, подавишься и завяжешь. Мать спасибо скажет. Где тут у вас ближайшая палатка?

8

Спустя какое-то время мы сидели на лавочке у соседнего дома и пили из горлышка бутылок всяк свое. Я просто за компанию – минеральную воду, Наташка – «Колокольчик», а Антоша, как он нам представился, – пиво. Причем, вначале пил его, буквально захлебываясь, потом перешел на лениво-интеллигентные глотки, смаковал, что ли.

– Алкоголик? – деловито поинтересовалась Наташка.

– Не-а. Наркоман! – Он с вызовом посмотрел на нас, но, не заметив явной реакции брезгливости или осуждения, изобразил носком ботинка замысловатую петлю и пробормотал: – Пытаюсь с наркотой завязать. Сам. – Затем сделал очередной глоток и решительно тряхнул лохматой головой. – Выберусь. Мне Юльку с дочерью вернуть надо. А вчера так получилось, что ужрался. Деньги то ли потерял, то ли вытащили. – Он издал какой-то звук, похожий на сдавленный смех. – В любом случае, потерял. Хотелось от самого себя сбежать. Надо же! – он криво усмехнулся. – Все думал, что уж со мной такого никогда не случится. – Парень откинулся на лавочку и зажмурился, подставив физиономию не по-осеннему горячему солнцу. – Пока всему этому могу радоваться, – процедил он сквозь зубы, – надежда на то, что воспряну, есть. Главное, не сломаться.

– Так у тебя сейчас просто похмельный синдром, – обрадовалась Наташка. – Люди без ног живут, а без наркотиков да спиртного и подавно жить можно. – И выразительно на меня посмотрела.

Молодой человек не ответил, продолжал жмуриться от солнца. Мы с Наташкой понимающе перемигнулись и решили помолчать. Так и сидели, таращась на мир вокруг нас.

Осень еще старательно заботилась о своем внешнем виде. Несмотря на то что донашивала зеленые летние одежды, она умело вносила в них свои яркие аксессуары. Жаль, ненадолго. Еще немного времени, и она превратится в типичную неряшливую бомжиху, вызывающую своим замызганным, слякотным видом чувство раздражения и брезгливости. Весь этот кошмар под унылую музыку дождя усугубится отвратительным стриптизом оборванки. До тех пор пока зима не придет ей на помощь и не скроет все сброшенные на землю грязные обноски под белыми одеждами, не забыв заодно приукрасить деревья, кусты, дома, да все, что под руку подвернется, лишь бы стереть из памяти людской расхлябанность приятельницы.

Мимо с гиканьем на большой скорости пронеслись двое тинейджеров-велосипедистов. Мы невольно проводили их глазами.

– Антон, а все-таки, почему ты того пенсионера ишаком обозвал? И сволочью.

– Потому что он и на самом деле сволочь. По фамилии Ишаченко. Тесть мой. Раньше директором одной шарашкиной конторы работал, почти все акции у работников скупил, а затем больше миллиона зеленых огреб при продаже предприятия частной фирме. Но все ходит, ноет, всю жизнь, мол, ишачил, как проклятый, а теперь нет ни копейки сбережений на старость. Даже субсидии на оплату жилья пытался оформить. Кто его по работе знал, ухахатываются. Юльке нашу дочь не отдает. Ну я, понятное дело, из доверия вышел. Наркоман! А то, что наркоманом из-за него стал, не в счет. Кто-то его из бывших коллег подставил, вот к нему братки и заявились, раскулачивать в свою пользу. Какой-то долг у этого гада висел. А чтобы доводы убедительнее показались, они Юльку с ребенком похитили. Вместо них я подставился. Пообещал браткам, что жена скорее уговорит отца рассчитаться. Ну, там со мной особо не церемонились, через день лупить стали, через три дня на иглу посадили. А через неделю моей ломке радовались. Веселись, глядя, как я у них в ногах ползаю, дозу выпрашивая. Чуть не сдох. Только спустя месяц омоновцы освободили. Если бы не Юлька… А сейчас эта мразь, ее папаша, требует, чтобы она со мной окончательно развелась, ребенком шантажирует. Ждет, когда покажет свидетельство о разводе. Вчера Юлька разревелась, говорит, не могу так больше жить. Она в больнице. Психиатрической. Маниакально-депрессивный психоз. – Антон шмыгнул носом и выпрямился. – Вот, катаюсь то к ней, то сюда, на Машку посмотреть. Украсть ее опять, что ли?