Читать книгу "Кардонийская петля - Вадим Панов"

Помпилио поморщился, однако шагнул первым. С полчаса назад у него заныла нога, но глотать перед полётом болеутоляющее адиген не стал: лучше терпеть боль, чем потерять концентрацию. Через двадцать минут приступ пошёл на спад, но отсутствие трости и прогулка на яростном ветру сделали своё дело – к аэроплану дер Даген Тур приблизился, кривясь от боли, однако «консервы» и полумаска скрыли гримасу от окружающих.

«Ещё три шага, два, один… Взобраться на крыло. Перебраться через борт…»

И глубоко вздохнуть, оказавшись в жёстком кресле. Ногу, кажется, пилит невидимый палач, но это, как показывает опыт, скоро пройдёт. Нужно потерпеть ещё минут десять. Может, пятнадцать…

– Ты готов к приключениям?! – Гуда вскочил на крыло и потрепал дер Даген Тура по плечу.

– Конечно!

Разговору мешали и маски, и ветер, вот и приходилось орать в голос.

– Я выбрал лучших пилотов, но ты знаешь этих аэропланщиков: сегодня он лучший и опытный, а завтра – могильный камень, перевязанный белым шарфиком.

– Ты умеешь взбодрить перед путешествием.

– Самое главное – взлететь! – весело объяснил Нестор. – Если получится – полдела сделано.

– А если не получится?

– Капитан соберёт то, что от нас останется, и мы попробуем ещё раз!

– Я не вижу парашютов! – заметил дер Даген Тур.

– Они не понадобятся!

– Почему?

– Если не удастся взлететь, аэроплан вот так закувыркается… – Гуда изобразил рукой нечто беспорядочное. – И отправится к земле с такой скоростью, что мы не успеем выпрыгнуть. Я такое видел.

– А сам делал?

– Не доводилось!

– Это обнадёживает!

– Верь мне, кузен, я знаю, как нужно!

Гуда показал Помпилио большой палец и спрыгнул с крыла. Сидящий впереди лётчик завёл двигатель: дер Даген Тур не услышал звук, а увидел, как завертелся пропеллер, палубные отцепили тросы, и биплан стал медленно набирать скорость.

Как там спросил Нестор: «Ты готов к приключениям?!»

Помпилио улыбнулся, а в следующий миг аэроплан вырвался за границу прожекторов, за границу палубы, и вокруг сгустилась ночная тьма.

* * *

– Четыре часа?!

– Раньше никак не получится, синь… господин капитан. – Сбившийся фельдфебель по-девичьи ойкнул и с испугом посмотрел на офицера.

Ещё год назад в приотской армии было принято самое распространённое в Герметиконе обращение – «синьор», с детства знакомое любому кардонийцу. Однако в последнее время сильное влияние на Приоту оказывали галаниты, насаждающие в том числе любезное их сердцу обращение «господин». Мелочь, на первый взгляд, но галаниты последовательно добивались отрицания всего старого, привычного, прекрасно понимая, как сильно влияют на сознание незаметные мелочи. Не «синьор», а «господин», смысл тот же, но получается не так, как раньше. Люди путались, особенно нижние чины, штабные требовали наказывать за ошибки серьёзными дисциплинарными взысканиями, но Шипхе был ветераном и отличным воякой, а потому Хильдер сделал вид, что не расслышал оговорки, и вернулся к главной теме:

– Слишком долго.

– Мы потеряли время на Форворских полях, – осмелился напомнить фельдфебель.

Которые прошедший ливень превратил в раскисшее болото. Даже бронетяги заносило, чего уж говорить о грузовиках?

– Нужно нагнать. – Ян уставился на карту. – Нам приказано выйти к Змеиному мосту не позже семи.

Несмотря на раннее утро, внутри огромного «Доннера» царила забористая духота, набравшая силу за время ночного марша: расчёты спали в полном составе, командиры экипажей – по очереди с заместителями, а пахнут военные тела чем угодно, только не полевыми цветами. Имело смысл подняться наверх, поговорить на броне, но возле защищённой решетчатым колпаком лампочки было светлее, чем под предрассветным небом, удобнее читать мелкую карту, вот Ян и мучился, продолжая наслаждаться военно-полевыми ароматами.

– Всем конвоем не догоним, – пробормотал Хильдер.

– Грузовики тормозят, – понятливо кивнул Шипхе.

Фельдфебель был ветераном Банигартской ударной бригады, на «горячих» планетах, правда, не воевал, но двадцать лет в армии – это двадцать лет в армии, опыта Шипхе было не занимать, и именно поэтому Ян сделал заместителем его, а не молоденького лейтенанта Вэнса. Старый вояка понимал командира с полуслова и сейчас тоже не ошибся: именно три грузовика с припасами не позволяли бронетягам выйти на бездорожье, по которому, если верить карте, легко было срезать изрядный угол.

– Выиграем час.

– А как же тыл? – осведомился фельдфебель.

– Приедет позже, – махнул рукой Хильдер. – Остановите колонну, Шипхе, нужно отдать новый приказ.

* * *

Говорят, когда по рассекающей бескрайние приотские просторы чугунке несётся ночной грузовик, сверху, с аэроплана или цеппеля, открывается невероятное зрелище: яркий конус лобового прожектора световым мечом рассекает беспросветный мрак и… и больше ничего. То есть совсем ничего, кроме света и тьмы, и мистического ощущения их вечной битвы, разворачивающейся на твоих глазах.

А вот ночной пассажирский поезд производит иное впечатление – карнавальное. Ночной пассажирский освещён получше иной улицы: окна с разноцветными шторами, внешние фонари на вагонах, всё тот же лобовой прожектор… Иногда второй этаж вагона-ресторана снимает богатая компания, и тогда к весёлым огням добавляются залпы фейерверков на станциях и исполняемые приглашёнными музыкантами модные мелодии. Ночные пассажирские – яркие гусеницы, полные огня и жизни.

Никакой мистики.

Чугунки на Приоте строили ушерцы – кто же еще? – а за образец они взяли знаменитые тинигерийские железные дороги, самые большие в Герметиконе. И не только по протяжённости большие. Три континента Тинигерии располагались рядком, отделяемые друг от друга символическими, шириной от двух до десяти лиг, проливами, и в результате основное внутреннее сообщение на планете шло по чугунке. Помимо развитой сети огромный и постоянно возрастающий грузооборот требовал или всё большего количества поездов, или повышения грузоподъёмности, в результате расчётливые и предусмотрительные тинигерийские да́ры построили то, что в Герметиконе назвали «суперчугункой». При ширине колеи, чуть-чуть недотягивающей до трёх метров, тинигерийцы использовали двухэтажные пассажирские вагоны и необычайно объёмные грузовые, поражающие воображение тех, кто попадал на планету впервые. А уж те колоссы, которые тинигерийцы называли паровозами, казались ожившими фантазиями всех безумных изобретателей Герметикона. Гигантские машины использовали самые большие из существующих Философских Кристаллов – предназначенные для цеппелей, – и могли тянуть за собой до восьми тысяч тонн.

Кардонийский вариант «суперчугунки» не уступал оригиналу. Ушерцы аккуратно скопировали всё, от системы управления до количества ведущих в кабину машиниста ступенек и убранства вагонов-люкс, которые напоминали компактные дворцы. Большая гостиная, кабинет, три спальни, каждая со своей туалетной комнатой, гардеробная, помещения для охраны и прислуги – люксы предназначались для комфортного путешествия тех, кто не привык ни в чём себе отказывать. Кто как должное воспринимал резные деревянные панели, усшанские ковры, позолоченные ручки, подлинники на стенах и наличие вышколенного персонала, готового исполнить любую прихоть.