Читать книгу "Нашла себе блондина! - Екатерина Вильмонт"

– Съешь скорее!

Но я не могла… Мне было неудобно одной есть, казалось, всена меня смотрят. Так и сидела как дура, зажав пирожок в руке. Но тут появиласьеще одна пара.

Хозяева дома. Высокая женщина в длинном серебристом платье имужчина в черном костюме с галстуком-бабочкой.

– О, Марет, ты, как всегда, неподражаема! –неискренне, как мне показалось, воскликнула женщина в ярко-малиновомплатье. – Эти серебристые тона…

– Но ведь мы встречаем год зайца, просто серый все-такискучноватый цвет для праздника, согласитесь! – с едва заметным акцентомпроговорила Марет.

– Но, кажется, это будет год синего зайца! –засмеялся кто-то.

– Синий заяц? – в притворном ужасе произнесВиталий Витальевич. – В нашем советском обществе нет местаформалистическим вывертам, где вы видали синих зайцев? Нет, товарищи, надо бытьближе к природе, ближе к нашей социалистической действительности!

Он, конечно, придуривался, я сразу поняла. Видно, кого-топередразнивал.

– Никита, это и есть твоя девушка? – обратила наменя внимание великолепная Марет. – Что ж ты нас не познакомишь?Здравствуйте, Таня! – Она протянула мне руку с роскошным серебристымманикюром, а я с перепугу сунула ей руку, в которой был зажат пирожок, пирожокупал, на лице Марет промелькнула слегка брезгливая улыбка, меня бросило в жар,но Никита Алексеевич сразу пришел мне на помощь.

– Таня умирает с голоду, я сунул ей пирожок, а онастесняется, давайте наконец сядем за стол и проводим старый год, уже бездвадцати двенадцать, между прочим! – Он поднял пирожок и отнес собаке. Талениво повела носом и, не поднимая головы, приоткрыла пасть.

Раз – и нет пирожка!

Все стали рассаживаться. Никита Алексеевич обнял меня заплечи и усадил рядом с собой.

– Девочка моя, я так счастлив, что ты здесь, со мной…

– Я тоже, – прошептала я.

Он наливал мне вино, накладывал что-то на тарелку.

– Ешь, не стесняйся, но помни, что потом еще будетпотрясающий гусь. Любишь гуся?

– Наверное, я не знаю…

Телевизора не было. Интересно, как они узнают, что уже Новыйгод?

Вдруг раздался бой часов, но не кремлевских, а старинныхнапольных, что стояли в углу. Очень красивый бой, я никогда такого не слышала.

Вот тут все вскочили, стали чокаться, поздравляться, аНикита Алексеевич сказал тихо:

– Таня, давай выпьем за нас, глядя в глаза. И не надостесняться! – Он смотрел на меня, и в его невозможных глазах отражаласьлюбовь.. Или мне так хотелось? Но я ее там видела и была счастлива… Однако этопродолжалось недолго. Они, наевшись и выпив немножко, завели разговор ополитике, и буквально через десять минут началась свара. Одни говорили, чтоверят Горбачеву, а другие, что нет. Кто-то кричал, что вся эта перестройка игласность затеяны только для того, чтобы выявить наиболее опасные тенденции вобществе, а как выявят, так опять кислород перекроют еще хуже прежнего, такгайки закрутят, что только держись, поэтому ни в коем случае нельзярасслабляться, вон в Китае тоже когда-то объявили, пусть расцветают все цветы,а потом Такое началось и вообще.

– Да ты пойми, чудак-человек. – схватив кого-то загрудки, горячился Никита Алексеевич, – все это только отчасти связано сидеологией, а главное – экономика, мы дошли до ручки, дальше уже ехать некуда,да и оружием бряцать тоже опасно стало… Ни этой поблажкой, пусть временной,надо воспользоваться, чтобы стребовать с властей как можно больше свобод, потомотнять их все разом вряд ли кто посмеет…

– Нет, это ты чудак! Они посмеют! Еще как посмеют!Посмели же ввести войска в Прагу, не задумались!

– Время уже другое, почти двадцать лет прошло!

– Да в совке всегда одно время – совковое!

И все в таком роде. Не то чтобы мне было наплевать на все,что творилось в нашей стране, нет, конечно, но в Новый год, когда мой любимый,совершенно забыв обо мне, горячо отстаивал свою веру в Горбачева и егоперестройку, я пришла в отчаяние И все думала, как бы так невзначай обратить насебя внимание, может, он все-таки вспомнит, что сам выписал меня из Москвы.

А зачем, спрашивается? Но ничего умного в голову неприходило. Хотелось мне, конечно, повести себя как Танька с улицы Углежжения,топнуть ногой, стукнуть по столу, выругаться матом, но я понимала, что это –конец.

И тогда я тихонько отползла от стола, ушла в смежнуюкомнату, где стояла елка, и прилегла на красивый светло-бежевый диванчик. Явдруг страшно устала, как будто из меня выпустили воздух Ничего, полежунемножко и оклемаюсь. А в столовой продолжали гомонить на политические темы. Чертбы вас всех побрал, и зачем я сюда приперлась из самой Москвы? Я закрыла глазаи тут же заснула. Проснулась как от толчка и сразу услышала какой-то разговор.Два женских голоса. Видимо, эти женщины сидели в креслах недалеко от моегодиванчика.

Они говорили вполголоса, но я слышала каждое слово.

– Кошмар какой-то, весь праздник испортили своейполитикой, так я и знала! Сейчас вообще невозможно стало встречаться сознакомыми. Чуть что, кто-то лезет в бутылку! Наверное, лучше было бы простолечь спать у себя дома.

– Вот Никитина нимфетка так и поступила.

Я насторожилась, хотя понятия не имела, что такое«нимфетка».

– Ну, ты не права, она вполне половозрелая особь,только, по-видимому, мало тронутая цивилизацией. И зачем он ее сюда привез?

– Ну, это более или менее понятно зачем. Онасвеженькая, аппетитная. А Ник стареет, раньше ему нравились зрелые женщины, сшиком, а эта пейзаночка…

Так, еще одно незнакомое и довольно противное слово…

– А все-таки странно, что он не уехал на Новый год вМоскву.

– Что ж тут странного? В Москве пришлось бы встречатьНовый год с семьей, а он, по-моему, свою Валентину едва терпит уже.

– Но и на юную подружку тоже наплевал в политическомзапале. Боюсь, если дело и дальше так пойдет, наши мужики скоро станутимпотентами на почве политики. Кстати, тебе не кажется, что Марет сделалаподтяжку? Уж больно хорошо выглядит!

– Просто у нее новый любовник, ты не знала?

– Понятия не имела! А кто?

– Не знаю, он не из нашего круга, но я их видела вПитере, в «Астории». Картина была вполне недвусмысленная, особенно знаяпривычки Марет. Ой, сейчас будет гусь, этого я пропустить не хочу ни за какиеблага мира!

– А давай девочку разбудим, жалко ее, пусть хоть гусяпопробует!

– Нет, надо сказать Никите, пусть разбудит ее сам, а тоей обидно будет, бедолажке.

Оттого, что эти две чужие тетки меня пожалели, мнезахотелось просто завыть в голос! Но я сдержалась, решила подождать, что будет.Бабы ушли к столу, и буквально через минуту к моему дивану кинулся НикитаАлексеевич. Он встал на колени и поцеловал мне руку.