Читать книгу "Млечный Путь № 2 2020 - Павел Амнуєль"

class="p1">Хорошо, когда можно пойти куда угодно и вернуться когда угодно, ни перед кем не отчитываясь. Купить на свои деньги то, что хочется. Самой решать, как жить, с кем дружить.

Конечно, она скучает по маме и сестре. Никогда раньше не уезжала так далеко и надолго от них, от семьи, от родного дома.

Но назад ее не тянет.

Дома не было свободы.

А здесь есть.

И Мафтуне ее свобода очень, очень нравится. У нее вкус мороженого Haagen Dazs и выпитого в нарядной кафешке эспрессо, она пахнет разогретым асфальтoм и прилетевшим с залива сырым ветром, звенит бокалами вина в баре на той стороне реки, гремит музыкой в ночных клубах, переливается витринной подсветкой.

А дома что? Постоянный контроль отца и старшего брата, зоркие глаза соседок, ежедневные вопросы от всех, и близких и неблизких, "когда, наконец, замуж выйдешь?"

Нет уж.

Такая жизнь не для нее.

Хорошо, что уехала.

Пусть днем ей и трудно, зато каждый вечер - праздник.

Светофор зажигает зеленого человечка. Мафтуна переходит на другую сторону проспекта. Вдоль ограды строгой лютеранской кирхи расставлены мольберты и стенды с картинами. Одни художники работают, другие убалтывают возможных покупателей или общаются с коллегами.

Вика работает. Кисть в ее руке то кружит по палитре, вымешивая нужный оттенок, то вылизывает холст пропитанным краской язычком. Кисть тонкая, нервная, хищная. А Вика - широкоплечая, рыжая, невозмутимая.

- Привет! - говорит Мафтуна.

- О, ты уже здесь. Привет. Подожди, я недолго. Сейчас заказчика дождемся - и домой. Пиво будешь?

Мафтуна пристраивается рядом, пьет пиво, просматривает нащелканные за день снимки.

- Вик, а почему вы, художники, так любите голых рисовать?

Вика отвлекается от холста, взглядывает на повернутый к ней экран смартфона - и вдруг лицо ее меняется, становится сосредоточенным:

- Ну-ка дай-ка сюда.

Она рассматривает размашисто и выпукло набросанные черной тушью рисунки, выдыхает уважительно:

- Вау... круто. Мне так в жизни не суметь. Прям мужская версия "Махи обнаженной". Вот где люди берут таких натурщиков? Супер-мальчик и суперски сделано.

- Что сделано? - из-под локтя Вики просовывается мосластая рука, выхватывает смартфон. Ломкий, как у подростка, голос произносит:

- Эээээ? Что за пупс? Кинематографичный какой.

Вика разворачивается, забирает телефон.

- Не твое - не хапай, - внушительно говорит она незнакомому щуплому коротышке.

Мафтуна исподтишка разглядывает его. Странный человек. Голос и фигура как у мальчишки, одежда тоже молодежная, модная, а голова как с чужих плеч приставлена. Старая, некрасивая. Лицо такое помятое, что даже не поймешь, сколько этому недомерку лет. Пятьдесят? Сорок? Семьдесят?

Викa все еще внимательно изучает картинки на экране.

- Интересно, чьи это работы... Мафочка, откуда это у тебя?

- В одном доме видела, - уклончиво отвечает Мафтуна, допивая пиво.

Коротышка смотрит на нее так, как будто только что заметил. Неприятный взгляд, оценивающий. Потом поворачивается к Вике:

- Где мой заказ?

Вика кивает на мольберт с натюрмортом. Коротышка картинно морщит нос и начинает придираться к мелочам и сбивать цену - совсем как покупатели на базаре в родном городке Мафтуны. По базарным правилам продавец должен включиться в игру, возражать, спорить, расхваливать свой товар, высмеивать критика. Но Вика, похоже, этих правил не знает. На все придирки она спокойно отвечает одной-единственной фразой:

- Не нравится - не бери.

Коротышка вскоре выдыхается, сердито расплачивается, забирает картину и уходит.

- Что за придурок? - спрашивает Мафтуна.

- Щука? Человек-дерьмо, - Вика неторопливо укладывает в этюдник краски и кисти. - Есть в природе такая разновидность. Бывает дерьмо спокойное - ты его не тронь, оно и вонять не будет. А Щука - дерьмо кипучее. Держись от него подальше.

***

Зрение, слух, осязание - всех этих чувств у нее теперь не было. Не было даже памяти о них. Лишь смутная уверенность в собственной ограниченности, конечности... а раз так, то за пределами ее света обязательно должно быть что-то другое. И ей представлялось бескрайнее Неведомое, прильнувшее к самым границам ее тесного, невыносимо яркого мирка... огромное, просторное Неведомое - надо только угадать, почувствовать точку перехода туда, дотянуться до нее, и тогда наконец придет освобождение... Но Неведомое отличалось от ее одномерного, одномоментно-вечного существования, в нем было множество измерений и множество миров, а потому и направлений перехода было множество, и ощущались они с разных сторон и по-разному - и то, куда ей хотелось сильнее всего, оказалось самым недоступным, хотя звало к себе постоянно, манило чьей-то смутной тенью, странно знакомой, по временам такой близкой и в то же время недосягаемой... и так хотелось стать такой же, как эта тень, свободной, невесомой и стремительной...

***

... А потом было лето, и дача, и Лидия Львовна в простом белом платье стояла на террасе возле мольберта, а младшая сестра ее, Томочка, покачивалась рядом в гамаке. На участке ветерок шелестел в кустах малины и смородины, а дальше, за штакетником забора, высоченные стволы корабельных сосен рассекали голубовато-зеленое марево лиственного леса и солнечный свет мягко сочился сквозь кроны, разливаясь по усыпавшей землю прошлогодней хвое золотистыми лужицами. Настя собирала ягоды, поглядывала в сторону террасы и привычно удивлялась непохожести сестер. Томочка, хохотушка и сплетница, запоминалась фасонистыми одеждами, невероятными прическами и тем, как густо красила помадой свой широкий, пухлогубый рот. А Лидия Львовна была совсем иная, при мысли о ней прежде всего вспоминался задумчивый взгляд огромных, переливчато-серых, как вода в заливе, глаз, и тонкий, фиалковый запах дорогих духов...

Соседская домработница, пожилая женщина, сказала о них как-то: "Лидочка-то вся в отца - настоящая барыня. А Томка такая же, как ее мамашка - фоня-квас, зато задницей вертеть умеет и пыль мужикам в глаза пускать. Вот и замуж сразу удачно выскочила, а Лидочка все кавалеров перебирает, а годы-то идут..."

- Настя! - вдруг донеслось с террасы. - Не могли бы вы встать вон у той сосны? Ах, как раз то, что надо! Томочка, посмотри, как живописно она смотрится на фоне этой великанши! Постойте там минутку, хорошо? Я только набросаю контур, это быстро.

И Настя стояла, замерев, возле чешуйчатого ствола, покрытого стеклянистыми потеками прозрачной смолы, вдыхала свежий, пропахший ароматами лета и леса воздух, слушала, как Томочка болтает про какого-то Полищука, который якобы очень хвалил работы Лидии Львовны и даже предлагал помочь устроить ее персональную выставку. "По-моему, об этом стоит подумать, Лидок, он обещал очень хорошую прессу!" - убеждала Томочка, а Лидия Львовна возражала с усмешкой: "Да ему наплевать на мои картины, он