Читать книгу "Даниэль Друскат - Гельмут Заковский"

class="p1">6. Хильда Штефан уже несколько минут сидела на кухне, праздно сложив руки на коленях. Наконец она со вздохом встала и пошла к телефону. Позвонила в садово-огородное отделение кооператива и сказала, что сегодня не выйдет... неважно себя чувствует... да... конечно... завтра придет опять.

Сегодня она не может, как обычно, пойти на работу. Кто его знает, до чего Макс договорится с девочкой, что он замыслил. А Даниэль?

Дни у Хильды подчинялись жесткому распорядку. Иначе нельзя, а то ей ни за что бы не управиться: восемь часов на работе, мужчины по дому почти не помогали, но есть хотели вовремя, скотину тоже накормить надо, в хлеву теперь уже не так густо, и тем не менее забот хватает, даже кошка приноровилась к Хильдиному распорядку и жалобно мяукала, если ровно в шесть вдруг забывали налить в мисочку молока.

Теперь же эта женщина, всегдашняя хлопотунья, не знала, что делать, и ей было не по себе.

Она постояла на кухне, рассматривая свое лицо в небольшом зеркале, висевшем над умывальником: «Может, я и вправду заболела. Стоит поволноваться, как вокруг глаз проступают синяки. Ну и вид у меня! Раньше-то красивая была, точно, не хуже той девчонки в горнице, и лет мне было столько же, когда Даниэль пришел в деревню, — шестнадцать».

Раньше ей часто казалось, что Друскатова дочка немножко чудная... слишком тихая, до странности замкнутая. Но ее сегодняшнее появление — такая самоуверенная девчонка-то, куда там! Наверно, потому, что дело идет об отце, она его обожает, и это не так уж плохо, потому что нынешняя молодежь не то, что прежде, никакого почтения к старшим — малый-то вон как обнаглел.

Ей, Хильде, всегда приходилось оглядываться на родителей. У них была усадьба, вот и решили, как для хозяйства лучше. Это было естественно, и столь же естественно то, что она подчинялась мужу. Ах, Макс, что бы из нас иначе вышло? Если один чересчур шумный, другому нужно быть потише, если один слишком силен и неуемен в своих желаниях, тем уступчивее должен быть другой, и это тоже значит дополнять друг друга в браке. Ей, конечно, ни к чему выкладывать это на собрании ДЖСГ[9]. Им хорошо рассуждать. Ни одна из них не выстояла бы против Макса, да и не стала бы бунтовать, заполучив его в постель. Принципы — штука умозрительная, а мужик есть мужик. Чуть прикоснется — и у тебя кое-что мигом вон из головы, и первым делом, конечно, теория.

Но почему же она так переживает за Даниэля? Неужели хранила все эти годы нежное чувство? Порой слышишь от людей: женщины, мол, всю жизнь помнят первого мужчину, с которым было хорошо в постели. Только это, видно, просто болтовня. Так, наверно, говорят те, кому со следующим не повезло.

У них с Максом все в порядке, ей просто можно позавидовать. У нее есть все, что только может пожелать женщина. Макс по-прежнему увлекает ее своей невероятной жаждой жизни — и только временами сомнение берет, нужна ли она ему по-настоящему.

Нет, не любовь страхом сжимает сердце при мысли о Даниэле. Может, это сочувствие, обыкновенное, человеческое, как говорится. Но ведь как часто Хильда, не дрогнув, встречала ужасную весть, — значит, это страх перед том, что девочка окажется права и что кто-то из их семьи виноват в аресте Даниэля.

Но в прошлом году они ведь помирились?

Она не пошла со всеми на озеро: не любила шумных празднеств, быков на вертеле, ярмарочного гомона.

«Не пей много, Макс, — сказала она, — и не слишком задерживайся, завтра у тебя тяжелый день. К приезду генерала тебе надо быть на высоте. Ведь, наверно, и речь держать придется?»

Слова ее были брошены на ветер. Макс всегда делал, что хотел. И она обрадовалась, когда хлынул дождь. Теперь празднику конец, нашлась и на Макса управа.

Однако немного погодя зазвонил телефон.

«Хильдхен, мы перебрались к Прайбиш, в трактир... конечно... Будь добра, приоденься и составь нам компанию, а?»

Она попыталась отвертеться: чугунок, мол, на плите, да мало ли что еще, к тому же самочувствие неважное.

И тут Макс сказал:

«Ни за что не догадаешься, кто здесь с нами... Минуточку, сейчас я его позову».

«Алло!»

«Даниэль! Какими судьбами? Да я не знаю... Будешь рад? Ну ладно, забегу на минутку. Только не очень там расходитесь без меня. Привет!»

Она положила трубку, ссутулилась, потом расправила плечи, сама над собой посмеялась и принялась наряжаться, как наказывал Штефан. Потом, вот как сейчас, постояла перед зеркалом, поворачивая голову, оглядела лицо: тонкие морщинки у рта и у глаз, сорок лет — никуда не денешься, и прическа чересчур простенькая — времени не напасешься по парикмахерским бегать... но уродиной ее не назовешь, а если еще губы подкрасить...

Помадой она пользовалась редко, но сейчас до тех пор искала, пока не нашла.

Трактир стоял на другом конце деревни, неподалеку от озера — домишко ветхий, еще старше своей хозяйки, фрау Анны Прайбиш, по прозванию Нойман. Владелице было под восемьдесят, и хозяйство она вела вместе с младшей сестрой, рождение которой опять-таки датируется прошлым веком. Когда Хильда была юной девушкой, сестры Прайбиш уже были чудаковатыми старухами. Никто из деревенских не видел Анну Прайбиш иначе чем в темном, вроде вдовьего, одеянии — длинная черная юбка, худое, почти мужское лицо, в любую пору дня в черном платке. Все в деревне знали ее историю, хотя случилось все это, говорят, еще перед первой мировой войной. Хильда до сих пор помнила рассказы матери...

Когда-то Прайбиши были в деревне первыми богачами — после графского семейства: им принадлежало пятьдесят или шестьдесят моргенов пахоты, половина Монашьей рощи да постоялый двор. В те времена деревенские трактиры были в моде, и каждое воскресенье наезжали городские, оставляя деньжата у Прайбишей, и на троицын день всегда что-нибудь устраивали — музыка в саду, танцы до поздней ночи.

Анна Прайбиш была хороша собой, но никто из деревенских девушек не задирал нос выше, чем она: парень ей не парень. А все воспитание. Ведь старый Прайбиш определил дочерей — и младшую, Иду, тоже, та еще ребенком была малость с придурью — на два года в Гюстров, в пансион, они там готовить учились. Конечно, женщине это не повредит, но они вдобавок привезли оттуда изысканные манеры и даже красивенькие картинки рисовать навострились. Вернулись они из пансиона и начали вести себя ну прямо-таки по-господски