Читать книгу "Другие Звезды - Артём Сергеев"

километрах высоты я и сам увидел чужой аэродром. Это была какая-то вытянутая, здоровая, сухая и высокая проплешина между чахлым лесом и болотами, к которой тянулось несколько незначительных полевых дорог от близлежащей железнодорожной станции в Матвеевке. Замаскирован аэродром был здорово, не хуже нашего, но куда ты спрячешь взлётную полосу? Тем более такую, очень чётко выделявшуюся на общем фоне своей однородностью, там и правда было что-то похожее на железный настил. И полоса эта была очень длинной, вполне подходящей для юнкерсов восемьдесят восьмых, а им для разбега требовалось почти два километра, в отличие от хейнкелей, о которых сокрушался Воронцов, эти-то могли взлететь и с огрызка в четыре раза меньше.

Зашли мы очень удачно, полоса виднелась перпендикулярно нашему курсу, километра на полтора-два правее, так что можно было, подойдя к её западному торцу, с правого крена войти в пологое пикирование точно вдоль неё, как на посадке.

— Растягиваемся, — прозвучал в наушниках голос Воронцова. — Я бью первый от середины и дальше, Агафонов от середины и ближе. Начали!

И он, увеличив скорость, повёл свою четвёрку на сближение к проснувшемуся немецкому аэродрому. Агафонов чуть придержал своих, а я полез выше, тут же оторвавшись ото всех разом. С земли уже хлестали по нам разноцветные трассы малокалиберной зенитной артиллерии, много и вразнобой, да кое-где вспухли первые чёрные облачка разрывов снарядов немецких восьмидесяти восьми миллиметровок. «Ахт-ахт» — так их называли сами немцы, и это было очень серьёзно. Настолько серьёзно, что истребители сопровождения тут же рванули вверх и в стороны, а я затеял глубокие, с перегрузками, противозенитные манёвры, и мне оставалось надеяться только на собственное умение, на удачу, да ещё на то, что Олег хорошо там привязан и не вылетит.

И всё же я успел заметить, как уверенно шли на цель Воронцов и ведущий второй четвёрки, да как плясали, вытянувшись за ними гуськом, все их ведомые. То, что они делали, это не было противозенитным манёвром, они просто судорожно кидали свои машины из стороны в сторону, пытаясь одновременно и успеть за ведущим, и хоть как-то обезопасить себя.

Комэск, чуть не дойдя до створа полосы, бросил свой самолёт через правое крыло и с разворотом вошёл в пологое пикирование, Агафонов, немного погодя, за ним, но он пикировал чуть круче, а я всё ещё висел в воздухе и смотрел за ними во все глаза. Немецких истребителей ещё не было, они появятся чуть позже, обязательно появятся, и тогда у меня не будет времени всё внимательно рассмотреть, нужно было пользоваться моментом именно сейчас.

И я метался среди внезапно появляющихся чёрных облачков, то ныряя в них, то шарахаясь в сторону, потом скользил вниз, под трассы МЗА, и тогда они смыкались над моей головой шатром, или карабкался выше, скользя влево и вправо, и они расходились подо мной веером, на такой высоте с ними можно было бороться, снаряды от малокалиберной артиллерии летели долго, и их трассы было отчётливо видно.

Восьмидесяти восьми миллиметровки меня бросили, перенеся огонь на идущие в атаку самолёты, малокалиберные тоже приотстали, стало чуть полегче, но я всё ещё ждал своей очереди, а она всё никак не наступала. Ладони вспотели, во рту пересохло, но я сам себя сумел загнать в какое-то странное, отстранённо-злобное состояние, и больше всего на свете мне сейчас хотелось, до зубовного скрежета хотелось, бросить свои бомбы так, чтобы лучше было и мечтать нельзя.

Именно к этому я готовился всю свою жизнь и вот, нужно было только немножко подождать, посмотреть, что выйдет у других, спешить было нельзя.

Воронцов и Агафонов не стали сильно снижаться, Агафонов так вообще вывел свою группу в горизонтальный полёт метрах на девятистах высоты, чтобы бросить бомбы с него, не доходя до торца полосы, долетят сами куда надо. Попасть при таких условиях в узкую цель можно было только чудом и я хрипло выругался в эфир, не сдержавшись. Я видел, как плясали в воздухе самолёты его четвёрки, как они прыгали из правого крена в левый, как скользили туда-сюда, даже и не думая выравнивать свои машины. А ведь всего лишь один градус отклонения от горизонта при сбросе бомб на такой высоте унесёт их куда-нибудь к чёртовой матери вбок, и накроют они что угодно, только не цель.

А вот Воронцов всё ещё полого снижался, но тоже недостаточно. И тоже самолёты его четвёрки плясали в воздухе как припадочные, стараясь обмануть смерть.

Обе группы сбросили свои бомбы почти одновременно, Агафонов первым, и они тут же дёрнули свои машины вправо, спеша уйти под солнце и спрятаться над чахлым лесом. Но одной машине второй четвёрки, я не понял, кто именно это был, этот судорожный манёвр не помог, она вдруг вспыхнула ярким пламенем и оторвалась от группы, начав падать прямо на взлётку.

Она падала, но падала как по ниточке, лётчик был ещё жив и вёл свою машину точно в полосу, а я следил за ним, в голос отсчитывая секунды до взрыва наших бомб, а зенитчики били улепётывающим штурмовикам вслед, не обращая на меня внимания в своём жутком азарте.

— Двенадцать, — считал я вслух, — тринадцать…

И точно, на тринадцатой секунде над немецким аэродромом вспухли первые разрывы, а за ними и все остальные. Удар был хорош, справа вздыбился в небо огромный огненный шар, кто-то попал то ли в топливохранилище, то ли в полный заправщик, ещё три бомбы очень точно накрыли самолёты на стоянке, остальные тоже натворили дел, но взлётку задели всего две, и то сбоку.

И больше всего вреда ей нанёс наш воткнувшийся точно в полосу самолёт, как он сумел это сделать, я не понимал. Как можно было вести свою машину ровно, когда кабину твою заполонил злой огонь, когда языки пламени лижут тебе руки и глодают лицо, а надежды жить больше нет?

— Двадцатый, что там? — раздался в наушниках шлемофона требовательный голос Воронцова.

— Мимо, — коротко, без эмоций, отозвался я.

Комэск на это ответил мне не сразу, он снова вылез в эфир секунд через десять, когда уже, наверное, отвёл душу.

— Ты ещё нет? — он спрашивал с надеждой, но спокойно.

— Нет, — обрадовал его я.

— Не спеши, Саня! — не смог выдержать спокойный тон Воронцов, — не спеши! На тебя вся надежда! Мы сейчас второй заход, навалимся на них, постараемся их заткнуть, и ты давай под шумок, понял меня?

— Понял, — ответил я, —