Читать книгу "Курсант: Дело душителя - Рафаэль Дамиров"

выглядевшие так, будто их погрызли гигантские короеды. — Это что такое случилось с бумагами?

— Крысы, черт их побери, — оживился завгар, смахивая пот с носа. — Вот, все испортили. Евгения Павловна, наш бухгалтер, подтвердит. Страсть, как много у нас этих пасюков. Мы и в санэпидстанцию сообщили. Вот… Есть бумага, что обработка от крыс у нас проведена. Только отрава эта на крыс наших не действует. Хуже фашистов они потому что...

— Ясно, — удрученно проговорил инспектор.

Видно было, что в первый раз у него такая осечка вышла. Остался без улова. Я подошел к “изувеченным трупам” документов и раскрыл одну из папок. Тонкая писчая бумага казалась после современной “Снегурочки” невесомой и ущербной в своем желто-сереньком окрасе. Плотность, конечно, у нее никакая. Уничтожить ее проще. Я приподнял осыпающиеся листочки, из-под них выбилось облачко бумажной пыли. Такую бумагу крысы жрать и правда любили, особенно если она с лакомством. А вот и сырные крошки. Засохшие кусочки затесались в ворохе бумаг. Не просто пасюки здесь паслись. Прикормили их. Хитро придумали. Если надо какие-то документы уничтожить так, чтобы никто не догадался — в них просто можно насыпать сырные крошки между страниц — а дальше крысы делали своё дело.

— Так! — погрозил пальцем ОБХССник. — Составите акт об утрате документации, виновных накажете за халатное обращение с документами, копию приказа о наказании направите в областной отдел ОБХСС.

Дело сделано. Мы со спокойной совестью покидали гараж, чувствуя спинами, как облегченно выдыхают бухгалтер и завгар. Состряпать приказ и наказать виновных – дело плевое. Даже самих себя. Уж лучше премии лишиться, чем схлопотать пять лет общего режима за расхищение государственной собственности. А так, как говорится, и головы целы, и крысы сыты.

***

— Разрешите? — постучав, я заглянул в кабинет Горохова.

— Ну что? — сразу спросил он. — Получилось? Есть на машине грунт?

Мы вошли в кабинет всей делегацией (со мной Погодин и инспектор ОБХСС), я раскрыл спичечный коробок и поставил на стол перед следователем:

— Черная земля. Как на Набережной. Ну или как за городом, где леса начинаются.

— Так! — Горохов довольно потирал руки. — Значит, Зинченко вчера выезжал туда!

— Получается, что так, - пожал я плечами, — но выезд в лес тоже нельзя исключать.

Жаль что почвоведческую судебную экспертизу еще не изобрели. Так бы можно было легко проверить по составу почвы, откуда грязюка взялась.

— Да какой лес, Петров? — отмахнулся Горохов. — Ты веришь в такие совпадения? Мы соседей Зинченко по-тихому опросили под видом почтальонов, мол, не можем письмо заказное вручить, бегаем за ним, не знаете ли, где ваш сосед запропастился. Выяснили, что пока супруга у него в командировке, он вечерами где-то пропадает. И вчера поздно вернулся.

— Никита Егорович! — настаивал я на своем. — На набережной изъят образец почвы, давайте его вместе с этим коробком отправим в НИИ Почвоведения или сельского хозяйства, где специалисты нам точно смогут ответить, оттуда землица или нет. Там же состав могут посмотреть химический и еще что-то.

— Мысль хорошая, — Горохов задумчиво поскреб бритый затылок. — Сам догадался?

— Да нет, — соврал я. — У меня дед геологом был. Золотоносные жилы искал. Часто рассказывал, как у них рюкзаки изымали и на исследование отправляли. Искали внутри, в швах, следы породы, проверяли, не выносят ли золотую руду.

— Тогда оформим запросом в НИИ, а не экспертизой. Для назначения экспертизы нужны официально изъятые объекты, да и мороки больше, а у нас образец от Зинченко полулегальный. Оставь коробочку, на досуге накидаю запрос. Сейчас не к спеху. Все равно в НИИ никто не разбежится нам исследование сразу проводить, да и ответ пока дойдет. А сейчас, ребятушки, думайте, как тигру зубы обломать. Беззубого его легче прижучить будет. Я, конечно, в Москву позвоню, попрошу разрешения на разработку Зинченко, но этот вопрос через КГБ СССР решается. Уверен, что они откажут. Улик против него маловато. Белая “Волга” и грязь на колесах, все это косвенное. Никто из знакомых убитой Соболевой не опознал Зинченко по фотографии как её ухажера. Все узнавали его как высшего партийца. Личность он, конечно, известная. Так что пока он у руля, ничего мы с ним поделать не сможем. Вот если бы его из партии исключили… Из партии выпнут, проще будет его потом за жабры взять. За что у нас сейчас из КПСС исключают? Раньше за контрреволюцию и уголовщину, а сейчас за крупные семейные неурядицы и моральное разложение.

— Никита Егорович, — я встал. — Есть у меня мысль, как морально разложить нашего Зинченко. Оголить его низкую сущность перед народом.

— Говори!

Я опять начал плести сказку про белого бычка, немного умаляя свои достижения, эх, блин, как же тяжело притворяться пацаном другой эпохи:

— Сын Зинченко – мой одноклассник, так вот, однажды он как-то проболтался, что у них есть видеомагнитофон заграничный и полный комод в зале интересных видеокассет немецких, где секс без прикрас показан, – информация от домушника Гоши сейчас оказалась очень кстати.

— Как это – без прикрас? — опешил Горохов. — Прям голые, что ли? В кадре?

— Не только голые, но и в подробностях показаны все непотребства, что между мужчиной и женщиной происходят в интимном плане.

— Сношаются, что ли?

— Да.

— Ну так прямо и говори, Петров, что ты так витиевато выражаешься. Как Ефросинья Полоцкая!

— Я просто не знаю, как вы к этому относитесь, и стараюсь держаться в рамках приличия в кабинете начальства, — снова соврал я.

— Да как все я к этому отношусь. Хорошо, что сношаются. Замечательно просто! Что ж ты раньше молчал? Значит, так… План такой… Участковый только нам в группу нужен. Толковый, и чтобы язык за зубами умел держать.

— Есть такой, — улыбнулся я. — Могу порекомендовать.

***

Горохов прямо на ходу придумал гениальный план с театральной постановкой. Привлекли для этого действа сантехника (переодетый инспектор уголовного розыска, который в прошлом успел поработать в ЖЭКе слесарем), сердобольного соседа (тоже оперативный работник). Мы с Погодиным должны были прикрывать представление и не отсвечивать мордами. Зинченко нас знал в лицо, и наше появление на сцене было нежелательно.

К дому пришли, когда стемнело. Первыми в игру вступили мы с Погодиным. Изображая хулиганов, подошли к подъезду. Кепки надвинуты на глаза, руки в карманах. Деловито потоптались