Читать книгу "Леший. Возвращение к Покону - Никин Сим"

тараторить, аки сорока, не поприветствовав добрых людей, но Юрий снова ткнул жезлом, и у лешего отпала челюсть, а в груди сперло дыхание. Перед ним под звуки бубнов, гуслей, дудок и еще каких-то неведомых инструментов пели и дико отплясывали полдюжины девиц в настолько срамных одеяниях, что на это нельзя спокойно смотреть. Однако и взор оторвать не было сил.

- Достала эта попсня, - с легким пренебрежением Юрий снова ткнул жезлом. – О, футбол! Лех, ты футбол уважаешь?

Леший выдохнул, отойдя от вида вызывающе одетых и не менее вызывающе плясавших девиц, и с непониманием воззрился на суетливо мечущихся по зеленому лугу вьюношей, одетых в срамные коротенькие портки. Такой одежкой только садомитов привлекать. Владыка с подозрением покосился на Юрия, с интересом наблюдающего за действом через волшебное око. А не было в том действе ничего понятного для разумения владыки. Ни воинского танца, ни молодецкой битвы на кулачках.

- Выпивон-закусон подан, пацаны! – оповестил Колян, вкатывая столик на колесиках, заставленный яствами. Подкатив к дивану, взял запотевший графинчик и наполнил мутной жидкостью три стопки. В воздухе распространился аромат хрена. – Самолично на хренке настаивал. Ну, пацаны, вздрогнули! У меня сын родился!

Леший поднял вслед за братьями стопку, дивясь столь малому бокальчику и с укоризной думая, что за рождения сына даже черный люд пьет из более объемистой посуды. А такими-то хрустальными наперстками и удариться молодецки не ударишься, так, чтобы вино из кубка в кубок плеснуло. М-на, непонятный народец. Опять же, виданное ли дело, вино из хрена делать…

Повторяя движение новых знакомцев, владыка аккуратно чокнулся с ними хрустальной стопочкой и выплеснул ее содержимое в рот. В следующее мгновение мысли в его голове остановились вместе с дыханием. Выпучив глаза, он наблюдал, как братья синхронно захрустели солеными огурчиками.

- Поставь стопку, Леха. Чего держишь? – хозяин снова разливал огненную хреновину, поясняя: - За сына пьем три без перекура.

- С наследником тебя, братишка! – провозгласил Юрий, и мужчины опрокинули по второй дозе.

Братья вновь захрустели огурчиками, а остолбеневший гость осознавал мудрость местных обычаев, позволяющих пить из мизерных бокальчиков. Что было бы, разливай хозяин адское пойло по привычным Лешему кубкам, он и помыслить не мог.

- Давай, Лех, скажи что-нибудь, - воткнул ему в руку вновь наполненную стопку Юрий.

Пришелец понял, что от него требуется произнести здравицу в честь новорожденного. Тут как раз дыхание возобновилось, и он поднял обманчиво маленькую стопочку.

- Поднимаю сей… к-хм… бокал, за народившегося волей Создателя славного витязя… - Леший вопросительно уставился на состоявшегося отца, - Имя-то дал младенцу?

- Давно, - губы того расползлись в счастливой улыбке, - Федором назвал.

- За Федора! – завершил вместо Лешего Юрий.

- Фух, - выдохнул Колян после третьей стопки. – Ну, теперь можно малость закусить. Лех, ты чего стоишь, как столб? Падай на диван. Мечи все, на что взгляд упадет. Икорку сам намазывай, хоть на хлеб, хоть на ветчину. Маслятки вот рекомендую маринованные. Это у меня теща насчет грибочков мастерица. Буженинка вот, колбаска. Оно бы картошечки отварить не помешало… Но это когда Натаху из роддома привезу, тогда конкретный стол будет. Слышь, Лех, ты мне номерок свой оставить не забудь. Я тебя с мужиками познакомлю. Они тебе не хилые бабосы отслюнявят, если ты с ихними сабакеллами такой же сеанс гипноза проведешь, как с моим Лексом.

- Благодарствую, - не совсем понимая, о чем ему говорит Колян, владыка опустился на диван и подозрительно осмотрел яства. Слишком уж маленькими кусочками и тоненькими пластиками было все нарезано. Даже хлеб и тот не горбушками, а пластинками тоньше пальца. А маслята – шляпки с ноготок – кто ж такие собирает? Энто ж грибы, а не ягоды. Тоже и икорка красная в кругленькой жестянке на разок ложкой зачерпнуть. Как бы не крылась в столь малых дозах та же ловушка, что и в хрустальных наперстках… Вот бросит он сейчас масленок в рот, а тот… Но братья-то уминают за обе щеки. Глядючи на них у Лешего рот наполнился слюной. У автора, кстати, тоже. Но последний факт к сюжету отношения не имеет.

- Держи! – Колян положил на хлеб пластик ветчины, присыпал сверху икрой и вручил гостю. – А то, я смотрю, ты какой-то нерешительный. Будь проще, Лех.

- Благодарствую, - принял бутерброд Леший и, сглотнув слюну, целиком отправил его в рот.

- Во! – одобрил действие гостя хозяин. – А то сидишь как пень. Давай наворачивай. Ага, и вот это попробуй. Во, правильно! Видал, Юрок? Ты, как лошара масленок вилкой по тарелке гонял, а Леха жменей загреб и в рот. На, Лех, салфетку. Э! Эй, брателла, ты чего? Это ж не лаваш, это салфетка. Я тебе ее дал руку вытереть. Юрок, ты где этого гипнотизера откопал?

- Леха прикалывается, не видишь, что ли? – пояснил брату Юрий. – Наливай еще по стопарику! Сколько можно жрать?

После огненной хреновины Колян принес графин со жгучей перцовкой. Понятно, что сменившая ее настойка на кедровых орешках воспринялась пришельцем аки родниковая водица. Впрочем, к кедровочке он уже достаточно освоился в новой компании и вел себя относительно непринужденно. Да и братья привыкли к завихрениям его речи и иной раз даже пытались подражать. Оценил Леший и мелкую нарезку. Так-то даже ловчее кидать в рот, нежели вгрызаться в кусман той же буженины, пачкая усы и бороду, и размазывая жир по щекам. А ежели маловат ломтик покажется, так можно наложить стопочкой всего разного, запихать в рот, прижать языком к небу, выдавливая соки… М-м-м, благость-то какая!

- Уважаю! – покачал головой Колян, глядя как в пасти гостя исчезает огромный многослойный бутерброд, и отправился в очередной раз «подрезать закусона».

В процессе застольного общения Леший всячески пытался выяснить, почему в тереме акромя них никого не видно и не слышно? Где прислуга? Где сама хозяюшка? Ежели слаба еще после родов, так можно и самим к ней в светелку наведаться. А пошто младенец ни разу не крикнул? И почему те людишки, что из волшебного ока вещают что-то непонятное, не поздравляют Коляна с рождением сына? Ежели бы он не понимал, что око есть подобие призыва, и видятся в нем лишь образы, а не сами людишки, так бы и