Читать книгу "Махинации самозванца - Илья Николаевич Романов"

малую родину одних защищают другие, которым по сути нет дела до этой земли?

Бегство миллиона недомужчин… Что это?! Трусость? Расчёт? Или они просто быдло, стелющееся под любую власть, у которых нет гордости, нет чести, нет яиц?! Пока одни думали, как унести ноги от войны, другие влезали в долги, чтобы на перекладных добраться до передовой.

Я не спорю, что было всякое. Что было два параллельных набора в добровольцы. Были те, кому платила Россия за участие, и были те, кто воевал по зову сердца. Последних было намного больше.

Я всё понимаю. Я могу понять, если у мужика малые дети, семья и прочее. Я не понимаю другого. У добровольцев тоже были семьи, а они всё и всех бросили. Пошли воевать за то, что они считали правдой. Именно считали правдой! Ведь правда у каждого своя.

Своя правда есть и у тех, кто убивал мирное население с другой стороны. Кому-то это может показаться странным… Но и у них есть своя правда!

Если вы меня не поняли в этом, то я сочту за честь пожать вам руку.

А если поняли сказанное, то теперь я попытаюсь понять, кто вы. Вариантов всего три: такие же, как я; дураки или просто сволочи…

Сейчас в долине такая же ситуация. Есть кадровые военные. Есть те, кто понимает, что нужна мобилизация, но желают отсидеться за чужой спиной. Этих как всегда гораздо больше. Третью категорию не хочу упоминать…

– Ладно, мужики. Мои мысли вы знаете. Все вы не дураки. Понимаете, что будет с живыми в долине, если илмарцы придут… – говорил я старейшинам деревень на берегу горного озера. Толпа из согнанных крестьян топталась в ста метрах от озера, а мы тут.

Я сижу на раскладном деревянном стульчаке и неспешно пью пиво. Рядом стоит Хелми и Эрте в качестве эскорта. Тут же рядом отирается Гумус на правах оруженосца и Коим как мой счетовод и советник по экономике.

Ещё четыре старосты моих деревень стоя пьют пиво. Старейшины не моих деревень стоят рядом, но пиво им никто не предоставил. Мои старосты – это мои старосты. Я не случайно дал им такую преференцию на фоне остальных старейшин. Пускай остальные знают, что быть моим человеком это гораздо больше, чем быть просто вассалом моих вассалов.

– То, что я говорил перед толпой, это одно… Вы сами понимаете, что я прав… Тяжёлые времена требуют тяжёлых решений, – я говорил и наблюдал за мимикой старейшин.

Смотрел и понимал, что пять старейшин из одиннадцати я в любом случае сниму с постов только за их мимику. Два карьериста и труса, один слишком туповат, четвёртый мне просто не нравится. Под вопросом снятие с должности старейшины деревни Озёрного. Ему в плюс, что он до конца верен своему мёртвому рыцарю, просил за его детей. В минус то, что он трусоват.

Хотя, что это я тут распыляюсь. Сравню результаты их правления, и кто-то, возможно, и останется на своём посту Ну не нравится мне человек, и что?! Это не повод разбрасываться хорошими кадрами…

Молчат. Слушают меня, а мне по сути больше нечего сказать из патетики. Ждут моего конкретного предложения. Я в этом их понимаю. Сам себе я сейчас напоминаю торговца, что уже знает, что его товар купят, остаётся только договориться об условиях продажи. Я это к тому, что все понимают, что я могу включить режим самодура, и у всех после этого будут проблемы. Будут проблемы и у меня, но у меня больше шансов пережить проблемы от своего самодурства. Но это не наш метод. Гораздо выгоднее договариваться…

– Я всё понимаю. Где война, а где простой крестьянин… Я понимаю, что некоторым страшно… Даже не так… За свою семью люди будут последние жилы на себе рвать. Я о другом… что может один против десятка на пороге дома… Даже двое против десятка… либо остановим Илмар на стене, либо… Я знаю, что вы это знаете… – говорил я и сам поражался тому, что говорю.

Может, перед другими людьми я говорил бы другими словами. Может быть, я много матерился, может, угрожал, может, уговаривал, может, приказал бы, может… но тут другой случай. Старый барон был милитаристом, и это надо всегда учитывать.

Как думаете, может ли милитарист терпеть гражданских?! Сразу скажу, ещё как может, но только если эти гражданские выгодны и полезны. Я же упирал на то, что не только старый барон милитарист. Я упирал, что я какой-то мере сам такой же. Я это к тому, что, если не вышло зайти с прямого входа, то есть чёрный вход. Я этот чёрный вход интуитивно вижу, касательно старост старого барона милитариста.

Кем могут быть старосты в деревнях милитариста? Фанатики? Дураки, что пороха не нюхали? Дураки, что порох нюхали?

Нет, это может быть только нечто среднее между ними. Одна крайность – это похеренная экономика деревень. Другая крайность – это люди, на которых нельзя опереться. Поэтому неудивительно, что я так говорил. Да и вообще в целом себя так вёл. Сидел на стульчаке и пил пиво вместе со старостами моих деревень…

Допив пиво, я достал фальшион из хитрых зажимов ножен. Воткнул меч в землю. Фалину по барабану, не заржавеет. Что бронзе будет – это не сталь.

Это не просто демонстрация силы, это знак для умных обо мне самом. Фальш из чёрной бронзы орков. Фальш – это оружие одного удара, в том смысле, что защищаться от инерционного оружия трудно, таким оружием всегда нападают. Меч – это отражение внутренней сути человека. Впрочем, простые вояки никогда об этом не задумываются. Для них меч – это просто меч.

– Пока тень от моего меча не переместится сюда, я хочу видеть списки тех, кто был за стеной за последние несколько лет. Всех, кто был за пределами долины. Я хочу видеть в списке всех, кто умеет воевать. Я хочу видеть всех, кто не имеет своей семьи. Я это про тех, у кого нет своих детей или жены. Я хочу видеть, кто согласен мне служить. – Я прервался, отхлебнул пиво. – В любом случае… Когда тень дойдёт досюда, мне нужно, чтобы там стояли тридцать человек из вашей деревни. Сделаете это – хорошо… Не сделаете, я подумаю, зачем мне нужны такие старейшины…

Вот он кнут. Карать всех я не могу, так и до бунта можно довоеваться. А вот карать тех, кто пользуется привилегиями своего положения, я ещё как могу.

– С каждым из ваших деревень я поговорю