Читать книгу "Стихотворения - Давид Самойлович Самойлов"

жалко всех и вся. И жалко

Закушенного полушалка,

Когда одна, вдоль дюн, бегом —

Душа – несчастная гречанка…

А перед ней взлетает чайка.

И больше никого кругом.

1977

V

Здесь великие сны не снятся.

А в ночном сознанье теснятся

Лица полузабытых людей —

Прежних ненавистей и любвей.

Но томителен сон про обманы,

Он болит, как старые раны,

От него проснуться нельзя.

А проснешься – еще больнее,

Словно слышал зов Лорелеи

И навек распалась стезя.

1977

VI

Деревья прянули от моря,

Как я хочу бежать от горя —

Хочу бежать, но не могу,

Ведь корни держат на бегу.

5 февраля 1977

VII

Когда замрут на зи́му.

Растения в садах,

То невообразимо,

Что превратишься в прах.

Ведь можно жить при снеге,

При холоде зимы.

Как голые побеги,

Лишь замираем мы.

И очень долго снится —

Не годы, а века —

Морозная ресница

И юная щека.

Декабрь 1976

VIII

Как эти дали хороши!

Залива снежная излука.

Какая холодность души

К тому, что не любовь и мука!

О, как я мог так низко пасть,

Чтобы забыть о милосердье!..

Какое равнодушье к смерти

И утомительная страсть!

1977

IX

Любить не умею,

Любить не желаю.

Я глохну, немею

И зренье теряю.

И жизнью своею

Уже не играю.

Любить не умею –

И я умираю.

22 мая 1977

X

Пройти вдоль нашего квартала,

Где из тяжелого металла

Излиты снежные кусты,

Как при рождественском гаданье.

Зачем печаль? Зачем страданье,

Когда так много красоты?

Но внешний мир – он так же хрупок,

Как мир души. И стоит лишь

Невольный совершить проступок:

Задел – и ветку оголишь.

1976?

XI

В Пярну легкие снега.

Так свободно и счастливо!

Ни одна еще нога

Не ступала вдоль залива.

Быстрый лыжник пробежит

Синей вспышкою мгновенной.

А у моря снег лежит

Свежим берегом вселенной.

Декабрь 1976

XII

Когда тайком колдует плоть,

Поэзия – служанка праха.

Не может стих перебороть

Тщеславья, зависти и страха.

Но чистой высоты ума

Достичь нам тоже невозможно.

И все тревожит. Все тревожно.

Дождь. Ветер. Запах моря. Тьма.

1976

XIII

Утраченное мне дороже,

Чем обретенное. Оно

Так безмятежно, так погоже,

Но прожитому не равно.

Хотел мне дать забвенье, Боже,

И дал мне чувство рубежа

Преодоленного. Но все же

Томится и болит душа.

13 июля 1977

XIV

Вдруг март на берегу залива.

Стал постепенно таять снег.

И то, что было несчастливо,

Приобрело иной разбег.

О этот месяц непогожий!

О эти сумрачные дни!

Я в ожидании… О Боже,

Спаси меня и сохрани…

1977

XV

Расположенье на листе

Печальной строчки стихотворной.

И слезы на твоем лице,

Как на иконе чудотворной.

И не умею передать

То, что со мною происходит:

Вдруг горний свет в меня нисходит,

Вдруг покидает благодать.

22 июля 1977

XVI

Чет или нечет?

Вьюга ночная.

Музыка лечит.

Шуберт. Восьмая.

Правда ль, нелепый

Маленький Шуберт,

Музыка – лекарь?

Музыка губит.

Снежная скатерть.

Мука без края.

Музыка насмерть.

Вьюга ночная.

1976

* * *

О бедная моя!

Ты умерла. А я

Играю под сурдину

На скрипке бытия.

И так же непреложно

Ведет меня стезя

Туда, где жить не можно

И умереть нельзя.

Апрель 1977

Залив

Я сделал свой выбор. Я выбрал залив,

Тревоги и беды от нас отдалив,

А воды и небо приблизив.

Я сделал свой выбор и вызов.

Туманного марта намечен конец,

И голос попробовал первый скворец.

И дальше я вижу и слышу,

Как мальчик, залезший на крышу.

И куплено все дорогою ценой.

Но, кажется, что-то утрачено мной.

Утратами и обретеньем

Кончается зимняя темень.

А ты, мой дружок, мой весенний рожок,

Ты мной не напрасно ли душу ожег?

И может быть, зря я неволю

Тебя утолить мою долю?

А ты, мой сверчок, говорящий жучок,

Пора бы и мне от тебя наутек.

Но я тебе душу вручаю.

И лучшего в мире не чаю.

Я сделал свой выбор. И стал я тяжел.

И здесь я залег, словно каменный мол.

И слушаю голос залива

В предчувствии дивного дива.

1977

Два стихотворения

I

Он заплатил за нелюбовь Натальи.

Все остальное – мелкие детали:

Интриги, письма – весь дворцовый сор.

Здесь не ответ великосветской черни,

А истинное к жизни отвращенье,

И страсть, и ярость, и души разор.

А чья вина? Считайте наши вины

Те, что умеют сосчитать свои,

Когда уже у самой домовины

Сошлись концы любви и нелюбви.

И должен ли при сем беречься гений?

О страхе должен думать тот, другой,

Когда перед глазами поколений

В запал курок спускает нетугой.

1977

II

Что остается? Поздний Тютчев?

Казалось, жизнь ложится в масть.

Уже спокоен и невлюбчив.

И вдруг опять – стихи и страсть.

Что остается? Поздний тоже,

Но, Господа благодаря,

Вдруг упадающий на ложе

В шум платья, листьев, октября.

Что остается? Пушкин поздний?

Какой там – поздний! Не вчера ль —

Метель, селитры запах грозный,

И страсть, и гибель, и февраль…

Апрель 1978

Звезда

Зима. Среди светил вселенной

Звезда, как камень драгоценный.

Я звездной карты не знаток,

Не знаю, кто она такая.

Против меня передовая

Глядит на северо-восток.

И я, солдат двадцатилетний,

Счастливый тем, что я есть я.

В болотах Волховского фронта

Расположилась наша рота,

И жизнь моя, и смерть моя.

Когда дойдет звезда до ветки,

Когда вернутся из разведки

И в маскхалатах пробегут

На лыжах в тыл, придет мне смена,

Настанет, как обыкновенно,

Блаженный сон на сто минут.

Но я еще вернусь к рассвету

На пост. Звезду увижу эту.

Она как свет в окне жилья.

Не знаю, кто она такая,

Зачем она стоит, сверкая

И на меня покой лия.

Март 1978

Часовой

Л<ьву> К<опелеву>

Нельзя не сменять часового,

Иначе заснет на посту.

Нельзя человека живого

Во всем уподобить кусту.

Горячего чая в землянке

Напиться ему не грешно.

Пускай переменит портянки

И другу напишет письмо.

Пусть тело, что стыло и дрогло,

Задремлет – и вся недолга,

Забыв о величии долга,

Не помня себя и врага.

1978

Другу-стихотворцу

Ю<рию> Л<евитанскому>

Все, братец, мельтешим, все ищем в «Литгазете» —

Не то чтоб похвалы, а все ж и похвалы!

Но исподволь