Читать книгу "Дикий, дикий Запад - Екатерина Лесина"

просто другом, но самым близким человеком! – казнили. Да и я должен был стать следующим.

Но не стал.

Так все-таки вешают на Островах или иначе как-то? Спросить бы, но, чую, не к месту вопрос. Да и матушка, конечно, всегда пеняла мне за полное отсутствие чувства такта, что правда найчистейшая, но тут и я понимаю, что надо помолчать.

Потом спрошу.

Как-нибудь невзначай.

– Судили нас быстро. И судом пэров. Слова нам не дали, выставив нас клубом безумцев, которые извращенным образом удовлетворяли свою похоть. На суде я пытался заговорить, но слова мои тонули в пологе тишины. И я вынужден был слушать. Имена… Столько имен… Почему-то в процессе работы все эти женщины сливались в голове. Одни уходили, другие приходили. Я не думал, что их так много. А ведь следствие еще не учитывало рабынь, да… Так вот, меня приговорили к казни. И если моего друга повесили…

Все-таки вешают.

– То мне, с учетом благородного происхождения моего, предстояла казнь через отсечение головы.

И не только вешают.

Но вешать как-то… удобнее, что ли. И привычнее. Или это потому что я тут выросла? Небось, у нас голов не рубят. Муторно это. Да и прибираться потом опять же.

– В ночь перед казнью я только и думал о том, что все зря. Все эти смерти, наши опыты. Мы ведь поняли. Узнали. Нашли способ, а он оказался никому не интересен. Я пытался добиться беседы хоть с кем-то, кроме моих тюремщиков. Не вышло. Как-то с самого начала нас приписали к одержимым, к безумцам, которые ищут лишь извращенных удовольствий. И страшнее всего казалась не грядущая смерть. Смерти я как раз не боялся никогда. Нет. Страшно было, что все зря. Что наше открытие исчезнет вместе с нами, что…

Он осекся и наполнил стопки.

– Меня навестил брат. Рассерженный. Нет, хуже того, разъяренный. Настолько, что готов был убить меня собственными руками. Он сказал, что мое дело дорого обошлось роду. Но теперь замок сгорел, и все, кто знал, что происходит там, погибли. Моровая чума. Моровая чума не оставляет живых свидетелей.

Теперь голос Уильяма стал тих и неразборчив.

– Брат сообщил мне, что позиции Сассексов пошатнулись. Что род в шаге от того, чтобы утратить королевское доверие. Что от меня он ждет извинений и достойного поведения.

Его лицо исказилось.

– Мой брат сомневался в том, сумею ли я умереть достойно.

– А вы…

– Я рассказал ему. Я знал, что и третья жена его умерла в родах, подарив, правда, дочь. И что брат больше не женился, вероятно сочтя, что двоих детей хватит. И еще я знал, что сын его рос в Эдинготе, в небольшом и весьма уединенном поместье, которое обычно служило своего рода приютом для тех, кто по каким-либо причинам не мог показаться в обществе. Я спросил брата, здоров ли мой племянник. И тот… тот рассмеялся.

– Он был нездоров?

– Безумен… К слову, такое опять же происходит от неверного формирования тонких мозговых оболочек на последних неделях жизни плода. Правда, эту тему мы затронули лишь вскользь, а потому не могу сказать, проявляется ли это в органических изменениях, или же исключительно в дефектах энергетической структуры. Как понимаете, полученные нами жизнеспособные младенцы… – Уильям замолчал так резко, что я заволновалась.

И не только я.

Сассекс поднялся и продолжил, заложив руки на спину:

– Их тоже уничтожили. И матерей, и младенцев… так мне сказали. Говоря по правде, я надеюсь, что это ложь. Дети получились одаренными, а следовательно, представляли какую-никакую ценность. И чем навредили бы младенцы? Или те, что постарше. Мы ведь наблюдали. За теми, кто остался жив. Мы не убивали их, но да, препарировали мертвых. А моровая чума… Иногда мне хочется плюнуть на все договоренности и написать письмо. Спросить прямо.

Он тряхнул головой.

– Мы проговорили до самого рассвета. Я рассказывал… о причинах, о том, что мы делали. О том, чего добились.

– И чего же? – сухо поинтересовался графчик. Ему тоже наверняка хотелось познакомить Сассекса с веревкой. Ну или топором, чтобы уж по традициям.

И честь не уронить.

Хотя, конечно, странные они, эти островитяне. Как опыты над людьми проводить, так от этого урона чести нет, а как от веревки, так внезапно приключается. Но матушка, помнится, убеждала меня, что к чужим странностям нужно относиться с пониманием.

Понять не пойму, но топор, коль уж такое дело, обеспечу.

– Мы нашли способ сделать так, чтобы женщина, даже если у нее есть лишь капля Силы, смогла выносить ребенка. Одаренного ребенка. Выносить. Родить. Не сгореть в родах. Сделать так, чтобы ребенок этот появился на свет живым. И не уродом. В том плане, что дитя не имело бы дефектов развития. А вот мораль… мораль не в нашей компетенции. И да, спустя годы я могу со всей ответственностью заявить, что способ этот действует.

Воцарилось молчание.

Такое, которое бывает в салуне за мгновенье до стрельбы. Но тут громыхнул гром, сотряс домик, и белесый свет молнии затопил комнату. Показалось даже, что еще немного, и сгорим дотла, но… нет.

– Более того, сейчас я знаю, как усилить способности ребенка, даже если изначально их почти не имелось…

И взгляд Уильяма Сассекса вперился в меня.

Вот прям глаза в глаза.

И…

– Милли? – Ладони Эдди легли на рукояти револьверов, и человек, с моим братом знакомый, уже бы занервничал, а может, даже нашел бы в себе силы отступиться. Но Сассекс поднял руки и произнес:

– Не стоит волноваться, она лишь доказательство моей правоты. Но… рассказывать следует по порядку. Наутро состоялась казнь.

– Но вы ведь живой!

Вот я буду не я, если поверю, что он чудом воскрес. Нет, если бы веревка… Слышала я, что в Коннектикуте одного раза палач оплошал и не додавил Билла, прозванного Уродом, так тот потом еще год на дорогах пошаливал, пока не пристрелили.

И да, пожалуй, с магами топор надежнее веревки.

На Островах, похоже, это знали.

– Живой. Честно, я не знаю, кого казнили вместо меня, но… Уильям Сассекс, граф Дормуд, погиб. А Уилл Баланштен был перевезен из одной тюрьмы в другую, а оттуда выпущен. В общем, следующий год я провел в том самом поместье, где заперли моего племянника. И уже наблюдал за ним. Я надеялся, что смогу как-то исправить врожденный дефект, но увы. К сожалению, мой племянник обладал сильным Даром, но при том не разговаривал. Вовсе не понимал человеческой речи. Все норовил передвигаться на четвереньках. Он скончался незадолго до моего отъезда, когда брат получил обещанное.

– И что вы ему обещали?

– Наследника. И даже наследников.