Читать книгу "Приключения профессора Браннича - Эдуард Маевский"

– Все здесь как-то мертво, равнодушно, вяло..

– Еще бы! Природа еще так молода!

– Ну уж и юность, нечего сказать.

– И тем не менее! Класс позвоночных, несмотря на свои внушительные размеры, совершенно еще неразвит и очень, очень молод по сравнению с тем временем, которое ему предстоит еще пережить. Вспомните только позвоночных нашего времени и посудите, какая между ними громадная разница. Да от них больше и требовать нельзя. Они родились в тяжелой среде, под давлением морских волн, среди вечного мрака, – что же удивительного, что первые шаги их в новой стихии неловки, что блеск солнца им неприятен, что они не умеют пользоваться своими конечностями, что они с трудом ползают по сухой почве и охотно возвращаются в прежнюю стихию?

– Вы правы, профессор, – вздохнул лорд Кэдоган. – Без сомнения, это жалкие, несчастные существа.

– Вот именно, жалкие и несчастные. Природа вызвала их к жизни, дала им возможность пользоваться жизнью, но не дала им еще способности живо воспринимать впечатления. И вот они проводят свой век в полумертвом, словно оцепенелом состоянии. Они живут, размножаются, изменяются, совершенствуются, как автоматы. Они идут, словно послушные колонны дисциплинированной армии, толкаемой невидимой железной волей к невидимым и неведомым целям. Кроме монотонного писка пресмыкающихся, ни один звук живого существа не нарушает царящего на земле молчания. Не слышно ни звуков радости, ни вздохов, ни стонов. Единственными звуками являются шепот и шелест растений, колеблемых ветром, плеск дождя, шум потоков, раскаты грома и подземные канонады. Кажется невероятным, когда подумаешь, что ни одно из этих позвоночных ни разу не испытало ни радости, ни горя. Видел ли, например, кто-либо мимику рыб, этих бессловесных созданий, которые решительно ничего не способны выразить? Несмотря на свою гибкость и проворство, они носят какую-то маску, которой не снимают всю жизнь. И если бы черты их даже смягчились и сделались способными выражать ощущения гнева, горя и радости, то и в таком случае мы ничего нового не увидим, так как больше того, что они показывают, им, бедным, нечего и показать…

Профессор замолк и глубоко задумался.

– «Бедные», говорите вы, – заметил лорд. – Но, по-моему, мы можем завидовать им: они во сто крат счастливее нас. Он не знают, правда, счастья, которого так мало на земле, но не ведают и страданий – ни личных, ни чужих…

– Уж кому-кому, лорд, только не вам жаловаться на недостаточность счастья на земле, – сказал профессор.

Лорд вспыхнул.

– Что же из того, что я лично счастлив, что я могу пользоваться жизнью, как мне нравится? Но ведь я не глух и не слеп! Я отлично знаю, что в то время как я смеюсь, десять человек плачут, а сто молча страдают. И, конечно, счастье мое отравлено!..

Наступило долгое молчание. Все над чем-то крепко задумались.

– Если бы какой-нибудь философ с другой планеты спустился теперь на нашу землю, – начал лорд некоторое время спустя, – на ту самую землю, которая в будущем взлелеет человечество, людей-героев, людей с утонченными чувствами и великими мыслями, чтобы такой философ сказал о нынешней земле?

– Он мог бы охарактеризовать ее в немногих, но очень нелестных для нее чертах, – горько улыбаясь, сказал профессор. – Самые совершенные существа, населяющие земной шар, рождаются в болотах, живут и умирают там же и заняты исключительно добыванием пищи. Они прячутся от лучей солнца, спят по двадцать часов в сутки; луна для них – солнце, ночь – день, а тина – рай; они хищны, при своей лености прожорливы до отвращения, не знают ни радостей, ни горя, выносливы и терпеливы. Они не знают даже радостей материнства и не заводят дружбы ни меж собой, ни с другими породами; памяти у них нет, и они не пользуются своим приобретаемым в течение жизни опытом. Так прозябают они изо дня в день, пока не умирают или не гибнут от когтей врага…

– Довольно, профессор! У меня по спине мурашки бегают, – проговорил лорд Кэдоган. – Вы неумолимый естественник и не хотите оставить мне ни малейшей иллюзии.

– Но ведь это не мои слова, поймите! Это так рассуждает философ с другой планеты. Что до меня, то я сказал бы, что в сравнении с прежними типами животного мира, то, что мы видим теперь, чудо, прямо чудо!

– Бедный, жалкий триас! – вздохнул лорд. – Однако, – поспешно прибавил он, – мы так спокойно разговариваем, словно мы уже у себя дома. А между тем мы не знаем еще, что будет с нами завтра.

Геолог тяжело вздохнул. Терзающая его загадка опять предстала перед ним во всей своей сложности и ужасе. Лорд Кэдоган, видя его смущение и желая дать его мыслям другое направление, повел разговор на другую тему.

– Интересно знать, – сказал он, – может ли наука ответить на вопрос, как будет выглядеть завтра Европа, то есть, вероятно, в юрский период.

– Европы в том географическом значении, как мы привыкли понимать, вовсе еще не будет завтра, если мы действительно доберемся за эту ночь до юрского периода, – ответил геолог.

– Я об этом уже думал. Она, вероятно, будет меньше или больше… но как она будет выглядеть?

– Если говорить о пространстве земли, называемом Европой, то часть его будет выдаваться над океаном; если же вопрос идет о границах Европы, то ничего об этом сказать нельзя, так как, в сущности, тогда не было Европы, как не было Азии и других частей света.

– Ни одной части света? Что же было вместо них?

– Были моря и суши, имевшие совершенно другой вид, нежели в наши времена.

– Жаль, что в то время не было географов, – заметил лорд.

– Вместо тогдашних географов имеются нынешние геологи, – возразил профессор. – Благодаря их неутомимым трудам, мы имеем довольно ясное представление о расположении тогдашних материков. Их было три. Первый, неарктический материк тянулся от полюса до экватора, на месте теперешних Северной Америки и Гренландии. Он был так велик, что восточными границами касался бы нынешней Европы, если бы она существовала; но в то время на месте последней выступала из океана группа маленьких островков – Ирландский, Чешский, Западнорусский, Южнорусский, Уральский – и один большой, Скандинавский. Восточнее Скандинавского лежал также большой Туранский остров.

– Какой же вид имела нынешняя Азия?

– Азии в настоящем смысле этого слова, как я вам уже говорил, не было. Сибирь и Средняя Азия до Китая и Японии еще лежали на дне огромного Ледовитого океана. Океан этот был гораздо больше нынешнего Тихого. Остальная часть Азии входила в состав второго юрского материка, известного под именем Китайско-Австралийского. Он тянулся от южной окраины восточной Сибири через Китай, Японское и Китайское моря и Индокитай, обнимал почти всю Австралию, и, продолжаясь через австралийский архипелаг, заканчивался у Новой Зеландии. Третий, наибольший материк, Бразильско-Эфиопский, лежал к югу от Неарктического и отделялся от него так называемым Центральным Средиземным морем. На этом огромном континенте помещались вся нынешняя Африка, Южная Америка и дно Атлантического океана, который в настоящее время разделяет эти две части света; в состав его же входила и Аравия со значительной частью нынешнего Индийского океана, начиная от Мадагаскара до самого Цейлона и Индостана.