Читать книгу "Пуля для певца - Борис Седов"

— И главное — много! — поддержал его Теремок.

— Ладно, это бабки. А это что? — и Палач поднес документы к глазам Тюри.

— Не твое дело, — сквозь зубы ответил Тюря и сплюнул кровь.

— Ну, не мое так не мое. Эй, слышь, иди сюда! — Палач обратился к Теремку, только что набравшему полную грудь терпкого дыма.

Тот торопливо передал косяк Груше и, задержав дыхание, поспешил на зов.

— Этот козел говорит, что это, — Палач потряс документами, — не мое дело. Может быть, это твое дело? Как ты думаешь? Сделай-ка ему, как тогда Банщику. Помнишь?

Теремок выпустил дым и обрадованно ответил:

— Помню-помню! Щас сделаем!

В глазах Теремка, и так-то склонного к садизму, а теперь еще и сильно обкуренного, засветились нехорошие огоньки.

Он вытащил из заднего кармана опасную бритву, открыл ее и начал медленно играть перед лицом Тюри страшным сверкающим лепестком. На его искаженном лице появилось странное выражение, а в углах рта выступила пена.

— Щас мы тебе будем делать чик-чик. А потом чук-чук. А потом снова чик-чик. Ты думаешь, я тебе буду фасад расписывать? Не-е-ет, — протянул он нежно. Мы тебе будем чик-чик делать.

И он опустился перед Тюрей на колени.

Палач и Груша стояли в стороне и, передавая друг другу косяк, следили за происходящим.

Теремок несколькими ловкими движениями бритвы распорол брюки Тюри, затем аккуратно потрудился над его трусами и, театральным жестом отбросив в сторону вырезанные лоскуты, поднялся на ноги и отступил на два шага.

— Чик-чик! — торжественно произнес он, воздев бритву к небу.

Его рука попала в солнечный луч, и опасное лезвие засверкало, как маленькое кривое зеркало.

Тюря стоял, распятый на грязных подмостях, а его обнаженные гениталии беззащитно висели между широко раздвинутых ног. Глаза Тюри были крепко зажмурены, а на челюстях играли желваки.

Теремок обернулся к Палачу и ждал дальнейших команд.

Наступила тишина.

Палач, отбросив докуренную пятку, смотрел на Тюрю и молчал.

Будучи очень жестоким беспредельщиком, он тем не менее не любил маньяков, потому что в глубине души небезосновательно считал их тайными пидарами. И сейчас он видел перед собой стопроцентного маньяка во всей красе.

Помолчав минуты две, он подошел к Тюре и сказал:

— Ладно, ты умрешь быстро. Это тебе, падла, за Корявого.

— Но ведь я его не убивал! — воскликнул Тюря.

— А я знаю, — ухмыльнулся Палач. — Но для начала сдохнешь ты. Потом все остальные из команды Арбуза, а потом уж и до него самого доберемся.

После этого он достал «макаров», передернул затвор и, не затягивая страшной минуты, выстрелил Тюре в сердце. Тюря вздрогнул, уронил голову на грудь, и его тело обвисло на привязанных ржавой проволокой руках.

Отвернувшись от мертвого Тюри, Палач убрал листовку в карман и сказал:

— Поехали.

Обкуренному Груше было все равно, а Теремок, уже раскатавший губу и представлявший, как он будет чикать Тюрю, был жестоко разочарован. Но зная, что Палач шутить не любит, он, надувшись, как обиженный ребенок, молчал.

Они вышли во двор, и раздосадованный Теремок с размаху ударил ногой по заднему крылу тюриной «пятерки». На беду, его ступня угодила под резиновую накладку на бампере и застряла там. Потеряв равновесие, он свалился на спину и попал растопыренной пятерней прямо в кучу говна, вокруг которой валялись испачканные смятые бумажки. Говно выдавилось между его пальцами, и Теремка аж перекосило от отвращения. Груша заржал, а Палач неодобрительно покачал головой и сказал:

— Отмывайся где хочешь, а то поедешь в трамвае.

Теремок, однообразно ругаясь, направился к ржавой бочке, наполненной мутной водой. В воде плавал презерватив.

Отмыв кое-как руки, Теремок поднял с земли щепку, подцепил с земли малую толику дерьма и написал на капоте «пятерки» короткую фразу.

«Привет от Корявого!»

Затем беспредельщики уселись в «Форд» и, выехав из двора полуразрушенного дома, отправились в кафе «Обезьяна Чичичи» на Чкаловском.

Расположившись за угловым столиком и попивая кофеек, они тихо, чтобы не привлекать к себе внимания, радовались неожиданно свалившемуся на них богатству и соображали, как бы еще насолить Арбузу. Об этом думали Груша и Теремок, а Палач сидел молча и усиленно размышлял о чем-то другом.

— Слышь, — обратился к нему Теремок, — а что мы будем с бабками делать? Ведь там на всех троих до конца жизни хватит.

Палач вздрогнул, оторвавшись от своих нелегких мыслей, и, взглянув на Теремка, ответил:

— До конца жизни, говоришь? Между прочим, этот миллион искать будут. Но я знаю, что нужно делать. Поехали!

Быстро допив кофе, братки вышли на улицу и уселись в «Форд».

Палач, сев за руль, завел двигатель и сказал:

— Значит, так. Сейчас мы поедем в одно место, где спокойно будем решать вопрос о бабках. Сумма серьезная, и нужно сделать все по уму.

— Ух ты! — сообразил наконец Груша. — Класс! Мы разделим бабки — и мама, не горюй! Во, бля, ништяк! Ух, ништяк!

Палач смотрел вперед, на дорогу, и молчал. Потом сказал:

— Все, хватит базарить. Подъезжаем.

«Форд» переехал через Ждановку и повернул в сторону Петровской косы. Теремок, знавший, что Петровский проспект упирается в Яхтклуб, спросил:

— Это мы в Яхт-клуб едем, что ли?

— Нет, ответил Палач, — поближе.

На Петровском проспекте было пусто. Ни машин, ни людей. «Форд» двигался между двух промышленных заборов, в которых кое-где были ворота, принадлежавшие разным организациям. Остановившись у ворот, выкрашенных в синий цвет и имевших кривую надпись «Кислота», Палач остановил машину и, не выключая двигателя, сказал:

— Все, приехали, выходим.

Теремок с Грушей, спеша решить вопрос с миллионом, тут же выскочили из машины и стали по-деловому озираться по сторонам.

Палач не торопясь вылез после них, тоже посмотрел по сторонам и, убедившись, что на проспекте никого нет, вынул из кармана Тюрин «макаров» и выстрелил Теремку в голову, а Груше в грудь.

Оба повалились на землю, не успев даже удивиться.

Палач выстрелил еще два раза, и в головах двух жадных и глупых убийц появилось еще по одной дырке.

Потом он сел в «Форд» и уехал.

Выезжая обратно на Петроградскую, Палач усмехнулся и произнес фразу из фильма «Свой среди чужих»:

— Это нужно одному.

Помолчав, он добавил:

— Козлы.

Тут Палачу на глаза попалась афиша, на которой красивый Роман Меньшиков держал в руке золотой микрофон, и он сказал: