Читать книгу "Служилые элиты Московского государства. Формирование, статус, интеграция. XV–XVI вв. - Михаил Бенцианов"

Скорее всего, уже в первое десятилетие XVI в. «князья» заняли свое место в структуре некоторых служилых корпораций, с которыми была связана их дальнейшая судьба. Характер службы представителей этой категории виден на примере Несвицких. Эти литовские выходцы несколько раз появлялись на московской службе. В конечном итоге здесь утвердилась линия князя Данилы Несвицкого. Согласно Дворовой тетради, ее представители служили по Костроме. С Костромой, а в более общем смысле с восточной границей, была связана служба нескольких поколений этой фамилии. В 1484–1485 гг. Василий и Иван Несвицкие были волостелями в Шухомаше Костромского уезда. Позднее, в 1508 г., В. Д. Несвицкий возглавлял отряд костромичей, галичан и городецких татар, выдвинутых в поддержку мятежного князя М. Л. Глинского. Его сын Данила регулярно встречался в разрядах, будучи воеводой в Унже (с В. Ляпуном Несвицким), Чухломе, Галиче, Плесе, Костроме и Васильгороде. Землевладение и княжеское происхождение Несвицких в этом случае обеспечили выполнение ими регулярных «стратилатских» назначений[153].

Постепенно потомки княжеских фамилий по своему положению сближались с местными дворовыми детьми боярскими. Показателями подобного сближения были в том числе их брачные связи. В качестве примера можно привести справку о родстве несостоявшейся невесты Ивана Грозного княжны Овдотьи Гундоровой, сделанную в 1547 г. Ее отец князь Василий Гундоров, один из потомков князей Стародубских, получивший поместье в Вяземском уезде, был женат на Фетинье Бутурлиной. Сестры Овдотьи были выданы замуж за Горяина Дементьева и А. Годунова[154]. Все это – представители нетитулованных фамилий. Многие из них были связаны с Вяземским уездом. Наличие княжеского титула в этом случае переставало иметь какое-либо принципиальное значение. Дальнейшая история «князей» как обособленной группы (нескольких групп) с особым статусом в составе Государева двора была связана с узкой прослойкой служилых князей, а также с несколькими родовыми княжескими корпорациями.

Княжеские корпорации

Служилые князья XVI в. получили достаточно подробное освещение в современной историографии[155]. В целом стоит подытожить некоторые выводы об особенностях их положения. В начале века к числу служилых князей принадлежало всего несколько лиц: Василий Шемячич, Семен Стародубский[156], Федор и Семен Бельские, князья Трубецкие, Белевские, Воротынские, Одоевские и, вероятно, также В. Д. Пенков и некоторые князья тверского дома (Микулинские и Дорогобужские). Всего не более 25 человек, отличавшихся друг от друга по размерам владений, военному потенциалу и положению на предыдущем месте службы при литовском дворе (за исключением В. Д. Пенкова и тверских княжат).

В 1508 г. выехал на службу князь Михаил Глинский. Позднее, в 1526 г., к числу служилых князей присоединился также князь Федор Мстиславский. Из всего этого не слишком многочисленного круга владения Ф. И. Бельского, М. Л. Глинского и Ф. М. Мстиславского были великокняжескими пожалованиями. Их получение во многом было связано с происхождением (менее применимо к М. Л. Глинскому) и высоким статусом этих персон. Важное значение имело родство Гедиминовичей с правящей династией Великого княжества Литовского. Сам факт длительного существования служилых князей юго-западного пограничья во многом был связан с особенностями московско-литовских отношений, где эффективно использовался их полунезависимый статус.

В добавление к своим «отчинам» служилые князья получали кормления и поместья в центральных уездах страны. Помещиком Можайского уезда уже на рубеже XV–XVI веков был Василий Швых Одоевский. В 1533 г. поместья «княж Ивановских людей Воротынского» располагались в «Мещоску и Козельску», которые не принадлежали к числу наследственных владений этой фамилии. В можайской писцовой книге среди имен помещиков 1540-х гг. упоминается Богдан (Семен) Трубецкой. В Малоярославецком уезде поместье принадлежало Владимиру Воротынскому. Как показывает пример М. Л. Глинского, представители этой категории могли приобретать вотчины[157].

Общее количество служилых князей постоянно сокращалось, как по причине бездетных смертей, так и в результате периодически инициируемых центральным правительством конфликтов, приводивших к опалам и конфискациям их земель. К середине XVI в. в Дворовой тетради без учета недавно добавившихся князей Черкасских и Мутьянских насчитывалось всего несколько фамилий служилых князей: Бельские, Трубецкие, Александр и Михаил Воротынские, Одоевские, Василий Михайлович Глинский. Постепенно уменьшался и объем их суверенных прав, так что для некоторых из них принадлежность к этой категории становилась простой данью традиции[158].

Ахиллесовой пятой служилых князей был личный характер их взаимоотношений с московскими великими князьями, который обуславливал их взлеты и падения (последние происходили намного чаще). Даже обещания безопасности, данные В. И. Шемячичу и подкрепленные крестным целованием со стороны Василия III, на практике не обеспечивали каких-то гарантий на будущее. Их земли могли быть конфискованы в опале, как это было в случае с князем И. М. Воротынским, или отписаны на великого князя (без передачи близким родственникам) в случае бездетной смерти. Именно так в ведение московского правительства перешли княжества Семена Стародубского, Семена Бельского, а также «дольница» князя П. С. Одоевского.

В отличие от предыдущих десятилетий не вмешивались в их судьбу и правители Великого княжества Литовского. Не менее важно то, что, сохраняя в неприкосновенности большую часть своих княжеских прав и формально возвышаясь над другими представителями московской аристократии, они, в отличие от членов родовых княжеских корпораций, долгое время были исключены из выстроенной чиновно-иерархической вертикали, вершиной которой была Боярская дума. Это обстоятельство в определенной степени тормозило их карьерный рост, хотя и не становилось непреодолимой преградой для последующей службы. Поздно заявили о себе Трубецкие. Не слишком заметными в служебном отношении были и Белевские. Возвышение выходцев из служилых князей, как и в других случаях, было напрямую связано с их проникновением в состав Боярской думы, брачными союзами с великокняжеской (царской) семьей и приближенными к трону фамилиями.