Читать книгу "Папа, спаси меня - Ника Янг"

— Я тебе ничего не должен, поверь, — губы кривятся в волчьем оскале.

— Если ты узнаешь всю правду, надеюсь, ты передумаешь. Ведь что-то человеческое в тебе должно остаться!

— После того, как ты поступила со мной? Нет.

В башке срабатывает что-то похожее на спусковой крючок. Моя Малая… Воздушная… Лёгкая… Манящая… совсем как раньше… Аромат её тела напрочь вышибает воздух из лёгких, а её бешено бьющееся сердечко разрывает сети запретов, которые я накладывал на нашу с ней порочную связь, и я слетаю с катушек. Впиваюсь жадным поцелуем в её губы, наши зубы ударяются, но нам плевать. Её руки обвиваются вокруг моей шеи. Её поцелуй оставляет сладкое медовое послевкусие на языке, который я нагло засовываю ей в рот.

— Ты должна бежать… Прямо сейчас! — шепчу ей, разрывая поцелуй, а Малая негромко всхлипывает и отрицательно мотает головой. Она проводит подушечками пальцев по моей щеке и ненадолго задерживает руку на моём лице.

В её затуманенном взгляде я вижу желание, такое же, как и то, что разрывает меня, бьётся в висках и уничтожает.

— Тогда ты не уйдёшь совсем… Пока я не получу всё, что ты мне задолжала за эти годы! — почти рычу я и снова впиваюсь в её губы мучительным поцелуем, который убивает нас обоих, но в то же время окрыляет, делает сильнее.

Подхватываю её на руки, заставляя обвить ногами мой пояс, и несу к кровати, понимая, что одним разом мы точно не ограничимся. А что будет потом… Плевать… Подумаю позже.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 18

Шелк его ласк пробирается под кожу, и я точно знаю, что они навсегда останутся там, несмываемой татуировкой наших бесцельно прожитых друг без друга дней. Наши тела сплелись так крепко и так прочно, что никому не дано разрушить эту стальную цепь прикосновений.

Голову кружит, эмоции шалят… верх и низ — все смешалось воедино, как и сумерки, которые с каждой секундой отодвигаются все дальше, давая дорогу призрачной дымке зари. Дикий со страстным стоном смыкает свои горячие губы на моей коже у сокровенного местечка за ухом, посылая целую волну горячей крови; приникает к одному ему известной точке у ключицы; опаляет языком яремную впадину, где скрывается от всего мира моя воспаленная последними днями душа.

И каждое его прикосновение, каждый его поцелуй будоражит все самое сокровенное во мне, что так долго пряталось от других людей, в том числе от меня. Кирилл играет на моем теле удивительную мелодию забытой страсти и первой любви, хрупкой, податливой, желанной, с привкусом терпкой боли. И оказывается, что ничего не забыто, ничего не сгорело в прах за давностью прожитых дней, ничего не было похоронено под гнетом быта с другим. Все возродилось из пепла так быстро, горячо, что это немного пугает.

Он шепчет что-то одному ему ведомое мне в ухо, и эти слова, скорее, ругательства сквозь зубы, на одном только выдохе, еще больше распаляют меня, словно он плещет в костер моего желания еще больше горячительной смеси вместе с бензином. И мы одновременно начинаем гореть в этом огне желания, дикого, первобытного, животного притяжения, и двигаемся в унисон в этом старинном, древнем, как мир, танце.

Мужчина поддерживает меня, когда я останавливаюсь уже на грани, и не дает скользнуть в свой собственный космос, снова и снова возвращая обратно, будто бы не желая, чтобы эта ночь закончилась раньше, чем сам это решит.

И эта власть, зависимость от его рук, пальцев, губ, горящих глаз, желанна и невероятно горяча. Он снова и снова отводит меня от пика моего удовольствия и мне хочется стонать, просить его, молить о том, чтобы он подарил, наконец, облегчение, но ему все равно.

Он сам будто не насытился еще моим телом, моим запахом, моей лаской.

Кирилл щедро дарит и с радостью берет все, что я хочу ему предложить, а я готова на все и даже больше.

Комната полнится стонами, приглушенными голосами, и от того, что мужчина прикрывает глаза, в которых горит безудержное влечение, я ощущаю волнение, отдающееся в каждой клеточке моего тела. Дрожу от предвкушения, и чувствую, что он сам уже стоит на самой грани, но не хочет отпускать себя в дикий, неконтролируемый забег, который точно сотрет все границы реальности, размоет все признаки контроля.

Вдруг он отстраняется, и я буквально тянусь к нему, плененная умением его тела дарить волшебство. Как цветок, который тянется к солнцу, как виноградная лоза за опорой, как травинка за легким дуновением ветра.

Кирилл разрывает дрожащие серые сумерки, которые уже начинают белеть, своим мощным, накаченным телом, и я невольно любуюсь бороздками вен, проступающими на сильных руках, упругими мускулами, играющими под мягкой кожей, развитыми бицепсами.

Все это кажется таким забытым и таким родным, что наворачиваются слезы, как от встречи со старой любимой детской игрушкой, забытой на чердаке.

Мужчина останавливает меня на полпути и заставляет рухнуть обратно в объятья перины. Он смотрит на меня своими невероятно черными глазами, в которых можно увидеть все — и себя, и его, и нашу с ним постель, которую сейчас делят ни друзья, ни любовники, а странные, заклятые враги, которым невозможно разрубить порочную, невероятно сильную связь.

Кирилл поднимает мою ногу и вдруг целует в самую точку под косточкой, прямо у стопы. И меня пронзает дикое возбуждение, усиленное осознанием того, что он до сих пор помнит об этой моей уникальной точке G, которую он нашел случайно и чем невероятно долго гордился долгое время.

Он вздыхает, когда видит, какой эффект оказывает на меня его поцелуй, и мне становится не по себе — я хочу его сразу, всего, до конца и без остатка. И он чувствует это, конечно же, чувствует, и идет вверх, покрывая влажными поцелуями поверхность ноги, бедер, опаляя дыханием жара средоточие моей женственности. Я раскрываюсь ему вся без остатка, и наконец, он сдается, и наполняет меня без остатка.

Наши вскрики можно расценить как единовременное принятие того, что две души, наконец, соединились в одно мгновение. И это мгновение сорвало все покровы вчерашней жизни, показав, что главное — только настоящее.

Дикий сначала раскачивается, словно пытаясь удержать себя в руках, а после двигается вальяжно, с искусственной ленцой, ловя поцелуями мое рваное дыхание и просьбы, и безликие слова, и тонны мыслей, которые не додумать, не нащупать сейчас.