Читать книгу "По ту сторону Рая - Наталья Шагаева"

— Это был один из подарков, — невесело произносит Глеб и опускает мне на колени коробочку.

— Не стоило, я не могу столько от тебя принимать, — тихо говорю я.

— Вот только ты не нервируй меня сейчас! — обрывает меня Глеб. И ведь не поспоришь, Романову и так сейчас нелегко. Он очень переживает за сына. В прямом смысле, не находя себе места, ерзая в кресле. Пытается успокоиться, откидывается на спинку, прикрывает глаза, но не выдерживает так долго. И мне неспокойно, я кусаю губы и не знаю, чем ему помочь. Вновь хочу взять его за руку, но быстро себя одергиваю.

— Все будет хорошо, — произношу я, ловя его взгляд. Глеб кивает и отворачивается от меня. Дальше мы летим в тишине, смотря в разные стороны.

Из-за долгого перелета и разницы во времени мы прилетели к вечеру. Нас встретил водитель Романова.

— Тебя домой? — спрашивает Глеб, как только мы садимся в машину.

— Нет, можно я поеду с тобой? — не могу его оставить. Я волнуюсь и тоже не нахожу себе места. Так бывает, когда волнение и переживания одного близкого человека передаются другому. И его проблемы начинаешь воспринимать как свои. Хочется чем-то помочь Глебу, хотя бы своим присутствием.

— Нет. Поезжай домой! — резко кидает он мне и начинает куда-то звонить. Не смею больше навязываться, отворачиваюсь и кусаю губы. Самое странное, что заниматься сексом и дарить мне дорогие подарки Романов может, а принять мое тепло, помощь и подпустить близко — нет, и от этого становится горько.

Дома я скидываю с себя всю одежду, переодеваюсь в старую футболку и открываю бутылку вина.

— Вот такой вот выдался день рождения, — говорю сама себе, чокаясь с отражением в зеркале. Звонить подруге или Владимиру не хочется. Они не должны знать, что я в одиночестве пью вино за туалетным столиком и разговариваю с отражением в зеркале. И никто, вроде, не виноват, что так случилось, но мне от чего-то очень горько. Поэтому я пытаюсь запить эту горечь вином…



ГЛАВА 12

Глеб

До рождения сына приоритеты в моей жизни были больше материальные. Я спешил все преумножить, рвался выше, к власти, сметая всех на своем пути. После появления Димки, моя жизнь перевернулась, сын сместил все на второй план. Он мой наследник и мое продолжение.

Поэтому, когда Оксана истерично рыдала, что Димка попал в аварию, у меня внутри все перевернулось. То ощущение, когда своей жизни не жалко, главное, чтобы с ребенком было все хорошо. Всю обратную дорогу у меня внутри все горело, выворачивая наизнанку, в голове пульсировали только мысли о сыне. Я даже вспомнил о Боге, хотя никогда в него не верил. Дорога в клинику вообще прошла как в тумане, я постоянно звонил Оксане, но она, сука, не отвечала на звонки, что приводило в панику. Меня трясло от переживаний и сводило мышцы. Хотелось найти виновных и наказать.

В клинике я поднял всех на уши, и чуть не сломал челюсть принципиальному докторишке, который делал из меня идиота, уверяя, что пациент по фамилии Романов не поступал. Мне было не до этикета и вежливости, я отшвыривал всех со своего пути. А когда добрался до главного врача, то сам почувствовал себя идиотом. Иван Николаевич заверил меня, что с моим сыном все в порядке. Легкий испуг от столкновения на дороге. И все! Все, мать их!

По дороге домой я уже не пытался дозвониться до Оксаны. Меня накрывало злостью, и внутри уже расползалось отвратительное чувство, что мной опять манипулируют. И ведь она знает, что я этого не люблю, знает, что по головке ее не поглажу, но все равно это делает! Я созвонился с водителем, который возит Димку в школу, и тот сообщил, что ничего критичного не произошло. Они стояли на светофоре, и в них въехала какая-то курица, удар был несильный, сын был пристегнут и больше испугался. Водитель заверил меня, что на Диме нет ни царапины.

Дома меня уже топило яростью. Нет, мать могла испугаться за ребенка и в панике позвонить отцу, что логично и правильно. Только вот звонила и истерила Оксана уже после того, как моего сына осмотрел доктор. Она была уверена, что с ребёнком все в порядке, но ни слова мне об этом не сказала! Это такая месть за то, что уделяю ей мало внимания? Жестоко манипулировать ребёнком. Я знаю, что она хочет, но, к сожалению, дать не могу. Не умею играть, что-то изображать. Ну нет между нами искры и не было никогда. И ведь я не поменялся, и все эти годы ее все устраивало. Так что, мать ее, поменялось сейчас?!

Прямиком иду в комнату сына и выдыхаю, когда застаю его, смотрящим футбол и поедающим мороженое. Снимаю обувь и сажусь с ним рядом на пушистый ковер.

— Как матч? — интересуюсь я, забираю у него ложку и съедаю немного шоколадного мороженого.

— Три — один, наши выигрывают, — отвечает сын. Нашими он называет Барселону. Осматриваю Димку и не нахожу никаких травм, даже психологических. Он уплетает мороженое и эмоционально смотрит футбол.

— А ты уже вернулся из командировки? — интересуется сын, киваю ему в ответ, воруя еще ложку мороженого.

— Мама сказала, ты попал в аварию? — аккуратно интересуюсь я.

— Да, мы с дядей Пашей стояли на светофоре, а потом бах! В нас въехала «Мазда»! — с восторгом рассказывает сын.

— Ты был в больнице? Ты ударился?

— Нет! Это мама сказала, что так надо.

— Ясно, — усмехаюсь я и обнимаю сына. Слышу позади шорох, оборачиваюсь и вижу Оксану. Смотрю ей в глаза и сжимаю челюсть. Она испортила мне отдых со Стефанией! Хороший ход. Только зря она затеяла со мной эту игру. Отворачиваюсь от жены, продолжая смотреть с сыном футбол.

Когда Димка засыпает, я спускаюсь вниз в кабинет. Наливаю себе виски, сажусь в кресло и кручу в руках бокал, играя с напитком. Идти ложиться в постель с Оксаной не хочется, потому что я ее придушу. Мне нужно успокоиться и найти подходящие, убедительные слова. Выпиваю виски залпом и откидываюсь на спинку кресла, прикрывая глаза. Перед глазами возникает образ Стефании: матовая кожа, глаза дикой кошки, которую сложно приручить, губы немного пухлые, естественные и сладкий запах порока. От этой женщины пахнет сладкой вишней с нотками ванили. Тело упругое, гибкое, податливое. А главное, ее ничего не пугает, она отдаётся и доверяет мне полностью, это сводит с ума и наполняет энергией. Каждому человеку нужно откуда-то черпать жизненные силы. Я питаюсь эмоциями, всплесками и эндорфинами. И Стефания мне это даёт.

Открываю глаза, вынимаю телефон, кручу его в руках в желании написать Стефании, я всё-таки испортил ей день рождения. А потом откладываю телефон — нельзя так близко подпускать женщин, они все принимают слишком близко к сердцу.

Встаю с места и наливаю себе ещё виски.

— И мне налей, — раздается голос Оксаны. Ухмыляюсь, смелая она — сама пришла. Наливаю ей вина, разворачиваюсь, жду, когда она сядет в кресло и отдаю ей бокал. Возвращаюсь на свое место, отпиваю немного виски и осматриваю Оксану. Держится уверенно, гордо, попивая вино и смотря куда-то сквозь меня. На ней длинный шелковый бежевый халат с запахом, которой демонстрирует мне глубокое декольте. Она всегда собранная, держит лицо и это одно из качеств, за которое я ее выбрал.