Читать книгу "Девушка с пробегом - Джина Шэй"

Я склоняю голову, глядя в его дивные глазки.

— Так вот что тебе от меня нужно, малыш, а я-то думала, ради чего все это…

Он ко мне даже не шагает, он на меня падает. Обрушивается, как хищный зверь, стискивает в своих объятиях, будто очень хочет переломать мне ребра, вгрызается в мои губы с лютостью голодного тигра.

Тот случай, когда одно неосторожное движение во время поцелуя — и можно выбить зуб.

Ох, как же хорош этот стервец…

Такой весь из себя напористый, дикий… Истинный тайфун, не ведающий пощады.

Разрывая поцелуй, Давид прикусывает мне губу, даже слегка оттягивает её. Это неожиданно больно.

— Эй! — возмущенно шиплю я. Ну, должны же быть пределы у его наглости, да?

— За малыша. Я ведь сказал, чтобы ты так меня не называла, — нахально скалится Огудалов.

— Ай-яй-яй, какая я непослушная, — не могу, хохочу, уворачиваясь от его рта, а потом любя, по-девчоночьи кокетливо и легко, прижимаюсь губами к его скуле, оставляя на нем слабый отпечаток моей помады. Вот пока в зеркало не посмотрит нахаленок, и не увидит мою роспись на его лице.

Вырываюсь из его хватки, ускользаю к своей двери, быстро набираю код. А он — меня догоняет снова, накрывает мою ладонь на дверной ручке своей, заставляет замереть, обернуться и снова с головой окунуться в его сумасшедшие глазищи.

На самом деле, не будь у меня определенного свода правил, я бы, наверное, сейчас Давида пригласила зайти. Накормила бы ужином, порисовала бы на ночь, набросала эскиз уже “с натуры”, а после полуночи мы бы тоже нашли, чем заняться.

На самом деле — не сноси он мне крышу вот так вот сильно, да я бы, конечно, так и сделала. Но он сносит. До последнего осколка черепиц. Так что обойдется.

Мне нужно выдохнуть слегка. А то он как-то выбил меня из колеи всеми своими подвигами с посудомойкой и этой вот прогулкой в компании Лисы. После которой он все еще не торопится сбежать, даже, вон, характер показывает, кусается.

Я пропускаю тот момент, когда Давид, зажавший меня у двери, успевает расстегнуть мой плащ. И может, он сам меня от холода и защищает, но у него такие ледяные ладони, что я ощущаю это даже сквозь трикотаж платья.

Ну, да, почему бы еще не поцеловаться на прощанье?

И у него по-прежнему божественно сладкие губы, я будто пью мелкими глоточками вишневый ликер, пью, пью, но не останавливаюсь, именно поэтому земля под ногами с каждой секундой танцует все сильнее.

Эй, мне нельзя столько сладкого, я на диете!

— Так что там с номером? Диктуй уже, — настырно требует мой Аполлон. И каждый его жест, каждое движение можно высекать в камне, он того достоин. Черт, малыш, отпусти меня уже, я хочу к мольберту, к бумаге, рисовать и рисовать тебя, пока не сотрутся до кровавых мозолей пальцы.

— Ты ведь можешь его, как и мой адрес, достать у мамы, — практично замечаю я.

— Я уже взял, — отмахивается Давид. — Это совершенно не то. Ты сама должна дать.

— Это для тебя квест, что ли? — с интересом уточняю я. — И квестовый предмет может быть получен только у меня?

— Ну, можно и так сказать? — откликается Давид. А меня будто кружат в своем хороводе черти, которых я вижу в его глазах.

Головокружительно.

— Ничем не могу помочь, мой мальчик, — я гляжу на него и смеюсь. — Я тебе уже говорила, все, что после обмена телефонов, меня не интересует. За вечер спасибо, но мой номер ты не получишь.

Завтра, разумеется, День Рождения Огудаловой, и я о нем помню, и обижать свою покровительницу ни в коем случае не стану, и приду.

Мой мальчик ужасно забавен в этих своих попытках меня победить. Настолько, что я даже не говорю ему вслух, что на самом деле ему ничего не светит.

Даже позволяю себе намек, хотя, разумеется, это не всерьез. И можно было бы сказать “я не дам тебе номер сегодня — так попробуй получить его завтра”, но это будет заведомое обещание, а я не собираюсь ему сдаваться. Хотя завтрашний вечер я предвкушаю даже с учетом того, что ничего-то мальчику не светит, кроме пары коитусов. Еще бы прикинуть, примерно, где для этого будет и время, и место…

Но предвкушаю я уже сейчас. Когда я еще не выплелась из объятий своего божества.

И я правда буду ждать этой встречи с моим юным вдохновением, глядя на которое, мне так хочется никогда не отводить от него глаз. Идеальный натурщик, на самом деле. Наверное, пока не нарисую — и не успокоюсь вовсе… Может, все-таки предложить ему позирование? Хотя… Я помню, чем он просил оплату. Лучше нет. Он будет ждать отношений, а я их ему предлагать не буду. Не хочу. Даже с ним — не хочу. Задолбалась разочаровываться, если честно.

Осталось только напомнить себе, что завтра — будет в последний раз.

Последний, я сказала!

Вот только как выпутаться из его хватки? Как сейчас вынырнуть из его дивных глаз?

И оказывается, у Давида есть свои планы… И он мягко улыбается, перехватывает мои запястья, прижимает их к стене над моей головой. Мне мерещится прикосновение металла к моим запястьям. Что это? Часами задел?

— Хорошо, моя непокорная богиня, — вкрадчиво и опасно шепчет он. — Раз ты упрямишься, ответь мне на один вопрос. Алиса ведь сейчас с твоей мамой?

— Да.

Это настолько простой вопрос, выбивающийся из контекста нашего разговора, что я отвечаю по инерции, не успев сообразить — а зачем Давиду вообще меня об этом спрашивать.

Мама бы написала, если бы куда-то собралась, и вообще…

— Отлично, — прохладный металл все-таки касается моей кожи снова и…

Щелк.

Мои запястья оказываются скованы наручниками. Ну, или что это за штука, которая не дает мне развести руки?

А Давид смотрит на меня с видом: “Я тебя переиграл”.

— Я тебя похищаю, моя богиня, — с коварством истинного дьявола шепчет он.

Что за?..



12. И ходит королева…

На чем мы остановились?

Ах, да.

— Я тебя похищаю, моя богиня, — многообещающе шепчет мне Давид.

Коварно, волнующе, почти с угрозой. Мурашки по моей коже бегут такие горячие и такие крупные, с двухрублевую монету примерно.

Ох, как Давид на меня смотрит, просто ар-р-р. Кажется, не хватило ему обеда. А я предлагала ему взять десерт? Кто сам виноват, что ушел голодным?

И вот смотрю я на него и начинаю тихонько хихикать. Сначала тоненько, отчаянно пытаясь сдержаться, но это не остановить, плотину прорвало, и хихиканье становится уже полноценным хохотом, потому что… Ну нереально удержаться!

Мой дивный бог смотрит на меня и, кажется, пытается обидеться.