Читать книгу "Санаторий «Седьмое небо» - Полина Луговцова"

Сон оказался явью! Он рухнул обратно на кровать и уткнулся головой в подушку, не желая ничего этого видеть. Как такое могло произойти? Шкуродер испугался, что потерял контроль над собственным телом и разумом. Чувство вины вспыхнуло и обожгло душу испепеляющим огнем, но горело недолго, словно от души осталась лишь тонкая щепка. Одна за другой начали появляться оправдания: «Он сам меня довел. Все детство искалечил… Издевался… Что посеешь, то и пожнешь… Заслужил… Невелик грех-то, еще один в мою большую копилку, подумаешь…»

Шкуродер пролежал лицом вниз несколько часов, а когда почувствовал, что замерзает, встал и, пошатываясь, пошел к печке. Дрожащими руками сунул в топку несколько березовых поленьев, взяв их из большой корзины у двери, и чиркнул спичкой. Когда огонь как следует разгорелся, Шкуродер открыл дверцу и выгреб на пол пылающие головешки, а потом вывалил на них всю корзину. Огонь взвился вверх, лизнул дощатую стену и край стола. «Отлично!» – подумал Шкуродер, бросая в пламя все, что могло сгореть: кухонные полотенца, разделочные доски, табуреты. Когда костер разросся и стало ясно, что он уже не угаснет до тех пор, пока не сожрет всю избу целиком, Шкуродер направился к выходу. Приоткрыв входную дверь, он осторожно выглянул наружу и, убедившись, что поблизости никого нет, помчался прочь со всех ног. Он подумал, что если кто из соседей увидит бегущего человека в черном, вряд ли узнает в нем Шкуродера – ведь он не был здесь тридцать лет, и даже отец узнал его с трудом. Поэтому, когда огонь вырвется из окон и привлечет внимание соседей, то даже те, кто видел выбегающего из дома мужчину, вряд ли смогут догадаться, кто это был, и не сообразят, где его искать, а он к тому времени будет уже далеко.

Спустя неделю после посещения отчего дома Шкуродер стоял на берегу Финского залива, готовый к отъезду в Абхазию. Билет на поезд, идущий до Сухума, лежал во внутреннем кармане плаща, а чемодан он оставил в камере хранения железнодорожного вокзала. В зале ожидания было шумно и душно, хотелось воздуха и простора, и, несмотря на ужасную непогоду, Шкуродер отправился на набережную. Порывы ветра обжигали лицо, но он упрямо терпел их, уставившись вдаль. Хорошо, что глаза были спрятаны под огромными темными очками – пришлось надеть, чтобы замаскировать фиолетовые синяки, выступившие после полученного удара в нос. Октябрьская серая хлябь, промозглая и ледяная, была всюду: нависала сверху низкими враждебными тучами, носилась в воздухе водяной взвесью, угрожающе вздымалась волнами на поверхности моря, и порой ему казалось, что среди волн, вдалеке, мелькают гладкие спины морских чудовищ. Морские чудовища совсем его не пугали. Гораздо страшнее были те, что стояли за спиной: они вновь пронзительно и требовательно кричали, широко разевая голодные рты, где вместо зубов блестели лезвия скальпелей.

Тайна Белого пляжа

В тот момент, когда сидящий на набережной Лев пожирал глазами записку от Раи, пытаясь отыскать в ней скрытый смысл, по склону одной из гор в Абхазии Чинча торопился в обратный путь, удивляя свою хозяйку невиданной прытью. Хибле даже не приходилось его подгонять. Знал, хитрец, что дома его ждут сытный ужин и сладкие сны до утра, и это явно привлекало его куда сильнее, чем блуждание по горным тропам. Однако осел еще не подозревал о том, что планы хозяйки изменились и прежде, чем вернуться в родной поселок, она собиралась заглянуть в одно место. Когда Хибла попыталась направить Чинчу в сторону от знакомого пути, тот остановился и сердито помотал головой.

– Если не будешь слушаться, останешься здесь один, а я пойду без тебя! – заявила Хибла, слезая с осла. Тот разразился возмущенным «И-а-а!», увидев, что хозяйка удаляется от него, направляясь вниз по склону, прямо в темный нехоженый лес. Он долго рыдал ей в спину, будто пытался вразумить, но, сообразив, что та не остановится, поплелся следом, обреченно вздыхая.

С каждым шагом уклон становился все круче. Больная нога Хиблы отзывалась нестерпимой ноющей болью, когда женщина, начиная соскальзывать, пыталась найти опору и намеренно наступала на выпирающие из-под земли корни и острые камни. Осёл давно обогнал: ему пришлось перейти на галоп, чтобы не покатиться вниз кубарем. Оба они рисковали сломать себе шею, спускаясь с заросшей лесом горы в такой темноте – лучи заходящего солнца едва пробивались сквозь густую листву. Хибла понимала, что обратно в село можно будет вернуться лишь с рассветом, однако перспектива провести ночь под открытым небом ее не пугала. Охваченная азартом возникшей идеи, женщина спешила вперед, не замечая ни боли в ноге, ни голода, ни усталости. Она еще не знала, удастся ли ей выполнить задуманное, и горела желанием поскорее это выяснить. На ходу Хибла горячо молила горных духов о помощи, и, может быть, это подействовало, потому что вскоре лес расступился, и перед ними на фоне багровеющего заката заискрилась темно-синяя бескрайняя водная гладь. Солнца уже не было видно над морем, но яркое сияние указывало на то место, где оно только что закатилось за горизонт.

Волны с тихим чмоканьем льнули к пустынному берегу, будто осыпали его нежными поцелуями. Шорох перекатывающихся под водой мелких камушков был похож на ласковый шепот матери, читающей ребенку сказку на ночь. Под легким бризом вся поверхность моря покрылась мелкой рябью и ослепительно сверкала, как чистейший горный хрусталь. Хибла шла по хрустящей гальке, любуясь простором. Так близко моря она давно не видела: последние годы смотрела на него с горных вершин, различая лишь ярко-синюю полоску у горизонта. Осёл шел следом, тяжело ступая и шумно фыркая. Она повернулась к нему, потрепала по жесткому короткому хохолку на шее, погладила светло-серый бок, нахваливая:

– Умница, Чинча! Хороший!

Тот кивал чубатой головой и шевелил губами, будто хотел что-то ответить. На самом деле Хибла знала, что он так выпрашивал еду, но у нее в сумке, висящей на плече, больше ничего не осталось. За целый день осёл умял весь запас провизии.

– Придется потерпеть до утра, дружок, – сказала Хибла, оглядывая окружающий пейзаж и пытаясь определить, верно ли она рассчитала, что нужное ей место должно быть где-то недалеко. Слева линия пустынного берега уходила в бесконечную даль и терялась в сползших с гор фиолетовых тучах, а справа весь обзор закрывала отвесная скала, выступающая далеко в море. Нужное место, по мнению Хиблы, должно было открыться сразу за ней, но попасть туда представлялось возможным только по воде. Женщина растерянно скользнула взглядом вокруг себя в поисках выброшенного штормом бревна или доски, а еще лучше – лодки, оставленной местными рыбаками, но ничего подходящего не увидела – лишь каменные валуны да мелкие ветки, которые никак не могли ей помочь проплыть немалое расстояние. Хибла собралась с духом и решительно шагнула в воду. Та оказалась холоднее, чем ей представлялось, и ее зубы тотчас застучали. Осёл всхрапнул за спиной, и она, повернувшись, прижала палец к губам и прошипела:

– Тш-ш! Только не ори, прошу. Я скоро вернусь, слышишь? Никуда не уходи!

Чинча сделал пару шагов вперед и нерешительно остановился, перебирая копытами. Плавать он никогда не пробовал, и сейчас вода пугала его. Осел с грустью следил за удаляющейся хозяйкой. Хибла безостановочно гребла, медленно продвигаясь вперед: юбка путалась в ногах, обвивая голени и лодыжки, мокрая отяжелевшая куртка тянула вниз. Но женщина упорно двигалась к цели. Надежда на скорую разгадку увиденного на мосту перед санаторием придавала ей сил. Она оглянулась лишь перед тем, как завернуть за скалу: осел, подобрав под себя мосластые ноги, лежал у самой воды в ожидании, как верный пес.