Читать книгу "Му-му. Бездна Кавказа - Андрей Воронин"

Кафе, по счастью, оказалось дешевой забегаловкой — ни тебе вечерней музыкальной программы, ни молодежной дискотеки, ни мордоворота на входе, осуществляющего сортировку посетителей по одному ему ведомым признакам. Особого наплыва упомянутых посетителей также не наблюдалось, хотя обеденный зал не пустовал: свободные места в нем имелись, а вот свободных столиков не было ни одного. Из зала доносилась какая-то попсовая мелодия, незатейливая пошлость которой отчасти искупалась тем, что музыка играла негромко, в половину мощности установленного за стойкой бытового музыкального центра. Михаил сдал пальто немолодой угрюмой гардеробщице, пригладил перед зеркалом влажные волосы, проверил, не слишком ли заметно выпирает из-под пиджака рукоятка «Ярыгина», и шагнул в интимный полумрак, где мягко сияли настольные лампы и бра, невнятно гудели людские голоса, звенели ножи и вилки, а запахи табачного дыма и пищи приятно щекотали ноздри.

Он направился прямиком к стойке бара, над которой перемигивались огни цветомузыкальной установки, попеременно окрашивая во все цвета радуги шеренги разнокалиберных бутылок с броскими этикетками. На фоне этого греховного великолепия скучал молодой бармен в белой рубашке, винно-красном жилете и галстуке-бабочке. Михаил предполагал, что брюки и обувь на нем также имеются, но их не было видно из-за стойки, так что с уверенностью утверждать, что молодой человек одет полностью, было нельзя.

При виде посетителя бармен слегка оживился, приготовившись обслужить прилично одетого клиента, но Шахов отказался от предложенной выпивки.

— У меня здесь встреча, — сообщил он. — Не подскажете, где найти господина Дорогина?

— Да вон, — бармен указал на столик в углу зала, за которым сидел какой-то человек в темном костюме и черной водолазке, — за угловым столиком.

Михаил поблагодарил и, оставив снова заскучавшего бармена перетирать и без того чистые бокалы, зашагал, лавируя между столиками, в указанном направлении.

Частный сыщик Дорогин читал газету, заслонившись ею, как ширмой. Над верхним краем газеты виднелась только его темно-русая макушка. Освещение в кафе было не самое подходящее для такого занятия, и Михаил заподозрил, что господин частный детектив ведет за ним наблюдение. Он пригляделся к газете, но дырок, прорезанных для глаз, не увидел, а если бы увидел, то сразу развернулся бы на сто восемьдесят градусов и ушел: ко всем его неприятностям ему не хватало только идиота с замашками кинематографического доктора Ватсона.

— Господин Дорогин? Это я вам звонил, — сказал Михаил, проглотив вертевшееся на кончике языка колкое замечание.

— Присаживайтесь. — Рука с тонкой полоской обручального кольца на безымянном пальце указала на свободный стул. Сыщик опустил газету, но от этого мало что изменилось: его лицо пряталось в тени абажура настольной лампы. — Итак?

— Я не представился по телефону, — усаживаясь, сказал Михаил. — Позвольте…

— В этом нет необходимости, — перебил сыщик. Он отложил на край стола свернутую газету и подался вперед, к свету. — Коман са ва, Мишель?

Даже пребывая в состоянии полного ошеломления, Шахов отметил, что сцена была разыграна с присущим Сергею Дорогину артистизмом. Эффект был тщательно рассчитан; Дорогин учел все, начиная от освещения и кончая тем обстоятельством, что в то лето, когда они виделись в последний раз, на «Мосфильме» снималась экранизация Дюма, и, хотя в кадре актеры разговаривали по-русски, вся съемочная группа перебрасывалась французскими словечками — «для создания атмосферы», как говорил режиссер. Картина так и не вышла на экраны, но сам съемочный процесс Михаилу запомнился крепко — наверное, потому, что это было последнее лето его детства. Взрослеть ему пришлось в Чечне, и по сравнению с той кровавой мясорубкой проведенные на съемочной площадке месяцы вспоминались, как добрая сказка. Лихой каскадер Дорогин был частью этой сказки, и, наверное, отчасти именно поэтому Михаил не сразу его узнал — идеализированный воображением образ с годами утратил мелкие конкретные детали, свойственные живому человеку.

— Как же так? — сказал Михаил, когда процесс рукопожатий, объятий и хлопков по плечам и спинам подошел к концу, и они снова уселись за столик. — Я слышал, что ты погиб!

— О, — усмехнулся Дорогин, — это был, пожалуй, самый сложный из моих трюков.

— Правда? А мне казалось, что после таких трюков люди меняют имя, а иногда даже внешность…

— Это было ни к чему. К тому времени, как я воскрес, все, кого этот факт мог бы заинтересовать, уже умерли. Такая вот, понимаешь ли, цепь трагических случайностей.

— Однако… Честное слово, мне тебя сам бог послал!

Произнеся эту фразу, Михаил Шахов немедленно задумался о том, насколько она соответствует действительности. Между молодым каскадером в кожаном колете и ботфортах, что лихо фехтовал на шпагах и прыгал с зубчатых стен в крепостные рвы, и владельцем частного сыскного агентства «Ольга» пролегла пропасть. И кто знает, какие тайны догнивали на ее дне? Вряд ли упоминание о «цепи трагических случайностей» было хвастливым враньем с целью набить себе цену; скорее всего, у Дорогина и впрямь имелось персональное кладбище, которому позавидовал бы любой практикующий хирург. Следовательно, отношения с законом у него, мягко говоря, натянутые — в прошлом были наверняка, а возможно, остались таковыми и по сей день. В конце концов, он ведь сидел, а зона — это такой университет, из стен которого мало кто выходит прежним, не изменившимся. Михаилу он запомнился как хороший человек, но большинство из нас хороши до тех пор, пока это выгодно. Времена тогда были совсем другие, да и как мог семнадцатилетний мальчишка понять, что в действительности скрывается за веселым дружелюбием взрослого человека, да к тому же каскадера, окруженного героическим ореолом своей мужественной профессии?

Словом, от того, что частный сыщик Дорогин оказался тем самым Сергеем Дорогиным, что некогда был для Михаила Шахова чуть ли не кумиром, мало что менялось — ну, разве что, как предположил Громозека, цена на его услуги, да и то вряд ли. А вот вопрос о том, насколько можно доверять частному сыщику, так и остался нерешенным.

Дорогин разглядывал его, думая примерно о том же. Ему помнился ясноглазый паренек — неплохо воспитанный, остроумный, в меру независимый, а главное, умеющий добиваться поставленной цели. С тех пор сын кинооператора Шахова вырос и возмужал. Судя по одежде и манере держаться, дела у него шли неплохо. Впрочем, для выросшего в интеллигентной семье коренного москвича материальное благополучие является скорее нормой, чем исключением из общего правила; надо быть клиническим дебилом или уж очень невезучим человеком, чтобы, имея такое преимущество на старте, оказаться среди аутсайдеров.

Другое дело, что упомянутое благополучие достигается, сохраняется и укрепляется очень разными методами и способами. Вряд ли, конечно, Мишка Шахов скопил начальный капитал, раздевая прохожих в темных подворотнях. Но существует множество разновидностей легального и полулегального бизнеса, которые хуже открытого, честного грабежа. И оттого, что Сергей Дорогин когда-то знавал сидевшего перед ним человека, практически ничего не менялось: это был почти такой же незнакомец, как любой случайный посетитель, и факт их давнего знакомства никоим образом не прояснял сути проблем, которые его одолевали.