Читать книгу "В день пятый - Эндрю Джеймс Хартли"

— Потому что боялась.

— Чего?

— Понятия не имею, но она боялась не за себя, а за меня. Я спросил у нее. Она так и сказала: «Я беспокоюсь о тебе». Из всего разговора это было единственным, что прозвучало в ее манере. Это, а также то, что она сказала про возвращение к источнику.

— Что это значит?

— Полагаю, то место, где все это началось, — сказал Томас.

— Где же это?

— «Эд сказал, что это похоже на то место, где он был», — процитировал Томас, подходя к Джиму.

Какое-то мгновение священник стоял в недоумении. Томас взял его правую руку и раскрыл ее. На ладони Горнэлла лежал клочок бумаги с адресом.

— Томас, это же безумие, — пробормотал он.

— Я не знаю, что еще делать, — сказал Найт. — Я не представляю, что происходит. Моя бывшая жена считает, что я в опасности. Если учесть происшествие в зоопарке, я склонен признать, что она права. Мой брат умер, и никто не говорит мне, почему и как. Вся эта ситуация — сплошное безумие. Я могу утверждать только то, что началось все в Италии. Вот что хотела мне сказать Куми. Мол, ищи там. — Он показал листок бумаги с адресом, который два месяца назад его покойный брат продиктовал по хрипящему телефону священнику, стоявшему перед ним. — У меня мало общего с Эдом. Я не интересуюсь тем, во что он верил, но должен выяснить, что с ним случилось. Я перед ним в долгу. Я отправляюсь в Неаполь.

Часть II

Четыре Всадника

И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырех животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри.

Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить.

И ногда Он снял вторую печать, я слышал второе животное, говорящее: иди и смотри.

И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч.

И когда Он снял третью печать, я слышал третье животное, говорящее: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь вороный, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей.

И слышал я голос посреди четырех животных, говорящий: хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за динарий; елея же и вина не повреждай.

И когда Он снял четвертую печать, я слышал голос четвертого животного, говорящий: иди и смотри.

И я взглянул, и вот, конь бледный; и на нем всадник, которому имя смерть; и ад следовал за ним, и дана ему власть над четвертою частью земли — умерщвлять мечем и голодом; и мором и зверями земными.

Откровение, 6:1-8

Глава 15

Чума сидит в одиночестве, не привлекая к себе внимания, на кованом стуле, потягивая черный кофе и наблюдая за ватагой ребятишек в лохмотьях, которые гоняют мяч по завешанному бельем переулку в противоположном конце площади. В этом крохотном неаполитанском кафе больше никого нет, а если бы кто-нибудь и появился, сажать его было бы некуда. Время от времени кто-то заглядывает в заведение поболтать с хозяином, торчащим за стойкой, однако все это не клиенты, а знакомые, и Чума не видит, чтобы деньги переходили из рук в руки. Мимо промчался мопед. Чума наблюдает за тем, как солнце садится за когда-то изящные жилые дома с грязными фасадами XVIII века, первые этажи которых обклеены предвыборными плакатами и изрисованы граффити, уродующими весь город. На площади вокруг какой-то забытой конной статуи гудят клаксонами беспорядочно снующие машины, так что если не прислушиваться специально, то звонок сотового телефона нельзя было бы разобрать.

Чума даже не проверяет по дисплею, кто звонит. Этот номер известен только Срывающему Печати.

— Да?

— Жди объект в течение часа, — не тратя времени на приветствие, говорит Срывающий Печати. — Он направится в церковь Санта-Мария-делле-Грацие. Ты будешь ждать его там.

— Я уже нахожусь на позиции, — улыбнувшись, отвечает Чума.

Наездник на белом коне, первый из четырех всадников апокалипсиса, призванный Срывающим Печати из Книги Откровения, на протяжении долгих лет был предметом множества различных толкований. Сама эта фигура, вероятно, уходила корнями к парфянам, конные лучники которых в первом веке нашей эры наводили ужас на Древний Рим. Их излюбленная тактика заключалась в том, чтобы помчаться прочь, изображая отступление, а затем внезапно развернуться в седле и встретить преследователей градом стрел. Выражение «парфянская стрела», означающее фразу, приберегаемую к моменту ухода, есть во многих языках. Смертоносное коварство подобного приема пришлось по вкусу читателям Библии, предпочитавшим не столько историческое, сколько аллегорическое осмысление загадочного символизма последней книги Нового Завета. Для них белый цвет коня в сочетании с предательским использованием лука означали особенно смертельные лживость и обман. Чуме, современному варианту всадника на белом коне, это очень нравится. Какой прок в убийственном коварстве, если его видно за километр?

Последняя мысль наводит на неуютную догадку.

— Остальные здесь? — спрашивает Чума.

— Тебе необязательно это знать.

— Мы можем помешать друг другу, — раздраженно произносит Чума.

Наступает краткое молчание, и Чума застывает.

«Не надо было спрашивать. Он прекрасно понял, что имелось в виду на самом деле».

Чума собирается с духом. Неестественно близко звучит клаксон такси.

— Голод?

— Уже на месте, — говорит Срывающий Печати.

Чума на мгновение закрывает глаза и стискивает кулак.

Нет смысла говорить что-либо еще. Да и что можно сказать? Как описать словами тот безотчетный ужас, который излучает другое человеческое существо, не показавшись при этом слабым и иррациональным?

— Хорошо, — говорит наконец Чума. — Просто сделайте так, чтобы он не оказался у меня на пути.

Связь обрывается, и Чума допивает остатки кофе движением, которое внешне выглядело решительным, несмотря на то что чашка беспокойно звякнула на блюдце.

Практически в это самое мгновение на площадь выходит Томас Найт. Он щурится на солнце, сгибаясь под тяжестью чемодана, источая озабоченную растерянность, свойственную туристам всего мира. Одежда выдает в нем чужака, американца, так что он привлекает к себе внимание задолго до того, как останавливается, чтобы изучить план, имеющийся в путеводителе. Похоже, Найт слегка прихрамывает.

Улыбнувшись, Чума отворачивается и ставит крошечную чашку на стол рукой, которая теперь стала совершенно твердой.

Глава 16

Томас вышел из такси уставший, испытывая легкую тошноту. Нескончаемые потоки машин носились по вымощенным древней брусчаткой улицам совершенно хаотично и с огромной скоростью. Дважды Томасу казалось, что такси собьет пешехода, внезапно выскочившего прямо под колеса, и один раз они действительно задели боковое зеркало встречного микроавтобуса, водитель которого ответил на это гневным сигналом клаксона, однако при этом и не подумал сбавить скорость. Не в силах понять итальянский язык таксиста, Томас протянул несколько банкнотов, тот без слов взял десять евро и тотчас же снова вернул потрепанный бирюзовый «форд» в уличный поток.