Читать книгу "Низший 5 - Дем Михайлов"

Выждав, когда урчащие бедолаги сожрут мясо и выберут мясные крошки с куска шкуры – заодно отметив, что такое мясо для них не странность и к шкуре спокойно отнеслись – продолжил:

– Так что за призм-эшафот?

– Да обычный!

– Я тебе оба колена прострелю и брошу здесь – пообещал я.

Старик заторопился, разом заговорив на куда более привычном и родном мне языке:

– Ну хрень мрачная на краю площади! Два стекла зажимных. Лезвия. Приговор и отсекание. Лотерея. Уколы. Опускание в эшафот. Все!

С трудом удержавшись, чтобы не глянуть на Хвана, мелко покивал и задал следующий вопрос:

– Площадь где?

– Так за холмом. Городишко добросов прибрежных. Там и площадь. И порт небольшой. Городишко Светлый Плес.

– Городишко Светлый Плес – задумчиво повторил я – И живут там добросы прибрежные… так?

– Ну да.

– А как они выглядят?

– Да как все! Люди! Светловолосые и светлоглазые. Нередко рыжие встречаются.

– А вы на них не похожи…

– Да и вы на сыроедов. Кто такие будете?

Щелк.

– А-а-а! М-м-м…

Врезав кулаком по земле, старик схватился за только что перевязанное плечо, куда я всадил вторую стрелку. Встретившись взглядом с его выпученными глазами, я спокойно пояснил:

– Вопросы задаю я. Ты отвечаешь. Ниша жует мясо. Уяснил, хреносос старый?

– Ой недобрые вы… – скривился старик и, увидев поднимающееся дуло, заторопился – Уяснил, уяснил!

– Откуда ты знаешь на кого похожи сыроеды?

– Так в городе ж все стены размалеваны говном тематически-этническим. Там островитяне разные, потом панорамы диких островов, просто деревья и ветки. Всякое там! И сыроеды нарисованные – не такие как вы.

– Ясно – кивнул я – А что за стекла зажимные на том эшафоте? И почему призмо-эшафотом называют?

– А ты не знаешь?

Щелк.

Только реакция дернувшей на себя дурного старика Никши помогла тому избежать третьей иглы в многострадальное плечо.

– Все! Все! Уяснил я! Уяснил! Да откуда ты такой жесткий то выпал, потрох ты сучий? Это не вопрос! Так к слову… а касательно эшафота – меж тех стекло преступника голого зажимают. Ну или голую. Коли сиськи есть – смешно глядеть как они к стеклу приплющиваются. С мужиками… ну бабам нравится. Да всем нравится – наглядно ведь все. Как руки-ноги рубят, как лотерея крутится, как после укола орущего от боли готовенького призма в эшафот утягивают перед выбросом.

– Перед выбросом?

– Так ведь выпускают же их. Приговор свершился. Был человеком – стал призмом. Его и выбрасывают где в окрестностях. Там и живет в дебрях. Вернее выживает, всякой падалью питаясь и от охотников за наживкой спасаясь.

– За наживкой? Для рыбалки, верно?

Похоже, мои предположения оправдались.

– Ну да. Рыбалка на живца. Здешняя белуга – рыба царская, капризная. На другого живца не клюнет. А на призмов – бросается! Вот только призм живым быть должон. Падаль не хватает.

– Угу… А за что в призма обращают?

– Дак мало ли людишки на чем попадаются? Убил, снасильничал, украл.

– Расследуют? В городе есть служба расследования?

– Да кто их знает? При Кормчем кто кормится из людишек верных – те и расследуют небось. Говорю тебе – мы не оседлые. Бродячие. В чужие дела не лезем, подножным кормимся. Охотимся, рыбачим.

– На кого охотитесь?

– Свинки полосатые тут живут, котяры камышовые встречаются, птица всякая нелетная, ближе к горам волки встречаются.

– Ближе к горам? К тем? – я указал на скалистую гряду, что тянулась от далекой стены до самого берега, но там не кончалась, а бежала дальше, поднимаясь вверх по склонам и уходя в неизвестность.

– Они самые. У гор другая живность держится. Но и тварей там встречается немало потому мы туда не суемся.

– Что за твари?

– Так призмы. Те, кто охотников во младенчестве избежал и сам охотником стал. Такие уроды попадаются… К ним в лапы лучше не попадаться.

– Кто такой Кормчий?

– Голова у меня заболела от вопросов твоих, незнакомец. Отпусти ты нас…

– Кто такой Кормчий?

– Главный в Светлом Плесе. Закон. Незнакомец… все что знал рассказал…

– Какие ягоды есть можно? Что тут съедобно, а что нет?

– Мелкие желтые – можно. Вот такие можно, но собирать замаешься – старик указал на пару крохотных красных ягодок, бусинками свисающего с большого куста – Грибы найдете. Красные мухоморы знаете? Их не трогайте. Остальные съедобны. Еще тараканы лесные – жирные и сытные. Как поймаете, лапы и надкрылья в сторону, а пискучий мякиш – в рот задницей вперед. У башки откусите и жуйте. Мы ими чаще всего пробавляемся.

– Костры жечь можно?

– Что ты! Нет! В городе порой можно вроде как. Для того с песнями по лесам ходят, валежники собирают, сухие деревья рубят. Лес чистят. А потом сжигают собранное и пиршество закатывают. А в лесу огонь если разожжешь – мигом прибежит группа боевая и дюже сердитая!

– Группа?

– Ну как вы.

– Как мы – кивнул я, вставая – Что-то и у меня голова заболела. Уходите.

– Вот спасибо…

– Если про нас хоть кому расскажете… – едва-едва скрежетнул я металлом в голове и, не став договаривать, начал подниматься по склону, держа курс к камням на вершине.

– Не ходили бы в город! Кормчий – мразь! – пугливо вякнул старик.

– Мразь! – поддержала его Никша.

Глянув на них сверху-вниз, спросил:

– А Кормчий не системой разве поставлен?

– Матерью то?

– Ну.

– А что ну? Он ведь человек. А человеку дай к сиське сладкой надолго припасть – и он быстро мразью станет! Не ходите в Плес! Там чужаков не любят.

– И что сделают?

– А что с такими как мы делают? Подставят. Обвинят. И на эшафот. Наживка всегда нужна. А лишние рты – нет.

– Дай им еще мяса – кивнул я Рэку и ускорил шаг.

Меня догнал Хван и пошел рядом. Покосившись на его закутанную фигуру, скомандовал:

– А ну-ка рывок до вершины. Беги изо всех сил. Пора понять, чего ты можешь, а чего нет.

Дернулся капюшон. Послышался тихий стрекот. И Хван рванул вверх, с легкостью преодолевая метры крутого подъема.

– Не ходите в город, чужаки! Лучше с нами давайте! До Чистой Тропы!

– Еще увидимся – не оборачиваясь, махнул я рукой – Прибереги второе плечо, старый хрен.