Читать книгу "Девочка с самокатом - Дарёна Хэйл"

– Ладно, – Джонни поворачивается к Эмбер, – но на девочку с самокатом могу я сегодня рассчитывать?

Он зажимает бутылку между ладоней, осторожно берётся за крышку, медленно и с опаской начинает выкручивать… Эмбер смотрит на его пальцы – жилистые, узловатые, с тонкой каёмкой грязи под ногтями – но видит на их месте другие. Болезненные, покрытые ссадинами, дрожащие от нетерпения.

К горлу подкатывает комок.

– Я буду чай, – говорит она тихо.

Не нужно смотреть по сторонам, чтобы знать: многие из участников гонок пьяны уже сейчас. Стефан, например, слишком молод, чтобы выпить три бокала шампанского и не захмелеть, а кое-кто наверняка уже пьёт не третий и даже не пятый. Жизнь после конца света не похожа на постоянное развлечение, и если ты хочешь сохранить человеческий облик, ты не пьёшь – во всяком случае, не каждый день. А чем реже ты пьёшь, тем проще тебе захмелеть, и именно здесь, в этой нехитрой истине кроется секрет звучащих здесь и сейчас сбивчивых голосов и неестественно громкого смеха.

Причина, по которой Эмбер слышит в этом смехе и смех своей матери, тоже понятна.

Она поднимается со своего кресла, не обращая внимания на притворно разочарованный вздох Джонни, и идёт туда, где – все знают – хранятся простые эмалированные кружки для любителей попить в перерывах между едой. Там же стоит и одинокий чайник с облупившейся на боку краской. Проще шмякнуть его на газовую плиту, чем тратить энергию на электрический (если во всей гостинице вышибет пробки, вряд ли кто-то захочет чайку).

Простые действия успокаивают и отвлекают. Эмбер наливает в чайник воды, включает подачу газа, чиркает спичкой. Спиной ко всем, она ждёт, пока вода закипит, и отчего-то чувствует себя напряжённой.

Когда в столовую входит Вик, напряжение только усиливается. Он не один, следом идут Калани и Лисса – и да, по мнению Эмбер, Калани совершенно точно нечего делать рядом с её бывшим другом (слишком хороший и слишком плохой, эти полюса вообще не должны соприкасаться, это начало и конец спектра), но, видимо, по мнению самого Калани, ему есть что делать рядом с Лиссой – та обвивается вокруг него, словно плющ.

Зелёный и ядовитый. Платье у Лиссы на этот раз и правда зелёное, а что до яда… В улыбке его хватит на пятерых. Она обводит столовую взглядом победительницы, очевидно, гордясь тем, что рядом с ней одновременно Калани и Вик, а ведь круче них здесь нет никого, проверено и доказано, завидуйте молча, но её сверкающий взгляд чуть угасает, когда становится ясно: все присутствующие заняты собственным весельем, на новоприбывших не смотрит никто.

Даже Эмбер отводит глаза.

Мелкие пузырьки поднимаются со дна и разбиваются о поверхность. Нужно дождаться, пока они станут большими, а потом дать им ещё чуть-чуть покипеть. Она тянется за жестяной банкой с заваркой – и почти роняет её, когда прямо над ухом раздаётся холодное:

– Правильно.

Это голос Вика.

– Что? – Она оборачивается. Пальцы впиваются в жестянку так крепко, что начинают болеть.

Вик стоит совсем рядом – Эмбер не может не смотреть на маленькую родинку на его левой щеке, возле уголка рта, почти такую же, как у неё самой, они ещё смеялись, что разлучённые в детстве брат и сестра, только кожа разного цвета.

Вик стоит совсем рядом – Эмбер может пересчитать все трещинки на губах, и все ресницы, и каждую льдинку в глазах.

– Правильно, что ты делаешь себе чай, – поясняет он с мерзкой ухмылкой. – Пить-то тебе нельзя. Дурная наследственность.

Он говорит что-то ещё, что-то про матерей-алкоголичек и их ущербных детей, а потом за его спиной возникает хмурый Калани, его смуглые пальцы грубо комкают футболку на остром плече Вика, но Эмбер больше не смотрит и даже не слушает. Единственное, чего ей хочется, это развернуться, взять чайник голой ладонью за раскалённую ручку (плевать!) и перевернуть Вику на голову.

Единственное, что удерживает её от этого, – обеспокоенный взгляд Дженни, который она каким-то чудом умудряется поймать через весь зал.

– Я надеюсь, – медленно говорит Эмбер, глядя Вику прямо в глаза, – твоя нынешняя подружка не шарится по помойкам.

Это конец света, точнее, это мир после конца света, так что, на самом деле, в том, чтобы шариться по помойкам, нет ничего криминального. Ко всей их ситуации, ко всей прошлой истории куда больше подошло бы «надеюсь, твоя подружка не ворует чужую одежду» (да, воруют многие, но брать чужое по-прежнему плохо), вот только воровство Вика вряд ли заденет, а упоминание о помойках – должно.

Наверное, это чертовски низко, но разве Эмбер не имеет права бить его бывшего друга его же оружием? Почему она должна обязательно подставлять правую щёку? Или левую? Она не помнит, как было в той книге.

Эмбер отворачивается от Вика и, открыв жестянку, насыпает немного заварки в самую большую кружку, а потом отключает газ и, накинув на раскалённую ручку посеревшее от времени полотенце, снимает чайник, чтобы добавить в кружку воды. Она делает всё это быстро, уверенно, и руки у неё не трясутся.

Руки у неё начинают трястись, когда она добирается до кресел и пытается поставить свою кружку на тумбочку.

– Что случилось? – в голос спрашивают Дженни и Джонни.

У Эмбер с трудом, но всё-таки получается ничего не пролить. Она снова усаживается в своё кресло, возится в нём, пытаясь забиться дальше и глубже, чтобы прижаться к спинке и оказаться под защитой двух подлокотников. Колени нужно подтянуть к груди, руками обхватить их, чай – пусть остынет.

Она несколько секунд гипнотизирует собственные колени (редкие тёмные волоски на тёмной же коже выглядят забавным узором, интересно, почему она раньше не замечала), прежде чем отвечает:

– Он оскорбил мою мать. – Звучит горько и отчего-то неправильно, нужно бы исправиться, но у Джонни получается опередить.

– Козёл, – выплёвывает он.

Воздух свистит у неё в горле, когда она вдыхает и выдыхает. Да, Вик – козёл, и можно оставить это слово висеть, как непреложную истину, а можно пойти до конца и рассказать до конца.

– Он сказал только правду.

Каждое слово даётся Эмбер с трудом.

Дженни замирает, не донеся фляжку до рта.

– И что это за правда?

Эмбер выпрямляется в кресле. Ноги – опустить обратно на пол, руки – сложить на коленях, зажмуриться на пару секунд, решиться – и произнести:

– Моя мать – алкоголичка. Всё плохо. Вик сказал, я права, что пью чай, иначе могу закончить так, как она.

– Вик – козёл, – шипит Дженни, повторяя за братом.

Эмбер не спорит. Всё правда. Всё вообще очень просто, если смотреть на голые факты и озвучивать одни очевидные истины. Вик – козёл, её мать – алкоголичка, она сама – правильно делает, что пьёт только чай.

– Поступай как знаешь, конечно, – слышит она голос Джонни, – но это только твоя жизнь. Твоя, а не твоей матери, и не Вика тем более, и он уж точно не вправе указывать. И то, что у твоей матери проблемы с алкоголем, не означает, что ты должна сидеть на минералке до старости.