Читать книгу "Невиновных нет - Яна Горшкова"

— Ты — свободен… Свободен бежать из Синтафа.

— Но… куда?

— Не на Ролэнси, там тебе точно не будут рады, Ухмыльнулся тив Форхерд. — Но выбор есть — в Базеле у меня хорошие связи, в Идбере тоже, но место это неимоверно скучное, Фиртсвит… Женщины там пресны в своей наивности, про остальные достоинства я ничего сказать не могу.

Видимо, в Эсмонд-Круге решили, что столь сильному тиву, как папаша Удаза, можно простить чрезмерное для диллайн сластолюбие. Он ни одной юбки не мог пропустить за все свои двести пятьдесят лет жизни. Стоило показаться на горизонте хорошенькой девичьей мордашке, и тив Форхерд забывал, казалось обо всем на свете.

— Хродвин не советую, — продолжал он перечислять возможные варианты. — Ни женщин, ни выпивки, ни денег потратить. Тошно. Я бы предложил Эббо в качестве компромисса, но решать тебе.

Удаз смотрел на отца с некоторым удивлением. Зачем все эти разговоры про увеселения? К чему они?

Тив Форхерд ответил заговорщической улыбочкой. И даже подмигнул.

— Это было единственным условием, мой мальчик. Иначе тебя не пощадили бы. Поверь, мне пришлось пойти на самые крайние меры, и только ленивый из Эсмонд-Круга не вытер об меня ноги. Но ты ведь мой сын, и я обязан помочь, коли ты попал в беду. И… я пообещал твоей матери.

Значит, они продолжали встречаться, догадался Удаз. Мать понять можно — она слаба, как говорится, на передок, а папаша красив, словно принц. Но зачем Форхерду раздобревшая от безделья, недалекая и склочная тетка?

— Ничего ты не понимаешь в женщинах, — хохотнул эсмонд. — Не беда, скоро поймешь.

Удаза насторожили эти слова. Можно сказать, испугали.

— Я не понимаю…

— Ты всегда был тугодумом, сынок. И ты же не думаешь, что тив Херевард так запросто помилует волшебника?

— Так я больше не…

Полукровка подумал, что сейчас его сердце остановится от внезапной острой боли.

— Да, — кивнул отец. — Ты больше не маг. Но ты жив и почти свободен. Разве этого мало?

Мало? Мало? Мало! Кабы Удаз Апэйн не задыхался и не ловил ртом воздух, он бы орал во всю глотку, точно подвешенный за ребро на крюк разбойник в разгар публичной казни. Довелось ему в детстве видеть экзекуцию — до сих пор снились синие и блестящие кишки казнимого, выпущенные рукой палача. Полвека назад были еще умельцы вскрыть чрево так, чтобы преступник до последнего мига видел собственный ливер.

Эсмонды — люди гуманные, они не любят лишней жестокости, не любят потоков крови и дерьма. Но, видит Предвечный, лучше бы они заживо расчленили Удаза Апэйна, чем… Отобранный волшебный дар хуже отрубленных рук. Ей-ей, хуже!

Сквозь вьюжный гул в голове доносился спокойный голос отца:

— Вот деньги и доверенность для банка… десять тысяч золотых оул и столько же в ассигнациях… только не промотай за месяц… коляска ждет… и до пограничного поста даже носа наружу не высовывай…

Тив Форхерд при всем желании не мог выказать сыну сочувствие. В конце концов, мальчишке и так досталось сверх меры от причитающегося. Он, полукровка, наравне с эсмондами вкушал божественной благодати, нарушая тем самым законы мироздания. Теперь же все стало на свои места. И это хо-ро-шо! А чисто по-человечески и по-родительски, конечно, жалко парня.

Глядя, как Удаз, шатаясь и почти ничего не видя перед собой, бредет к экипажу, тив Форхерд чувствовал облегчение. Проблема разрешена раз и навсегда, долгие годы его опалы кончились, сын жив, имущество цело. Чего еще желать?

Ну и как мог бывший тив спокойно проехать мимо храма? В первом же попавшемся на пути эскизарском городишке глаз первым делом отыскал знакомые очертания стен и куполов. Серый камень, увитый плющом гостеприимно раскрытые двери в пахнущий благовониями полумрак — все такое знакомое, такое близкое… И потерянное навек.

Удаз попросил кучера остановиться. Точнее, приказан.

— Жди меня здесь, я скоро.

Кто знает, что подумал местный тив, увидев на пороге измученного, бледного и шатающегося мужчину, закутанного в плащ, но на всякий случай принюхался, не пьян ли? Вроде нет. Вот и славно.

Удаз побрел на мягкое сияние алтаря, но вовремя вспомнил, что обычному прихожанину нельзя заступать в Круг.

Слова канонического обращения текли с искусанных губ, причем так легко и естественно, как никогда прежде. От чистого сердца и самых потаенных глубин души, как если бы грудь бывшего тива разверзлась, чтобы Предвечный мог видеть, как пульсирует его кровь в ритме сакральных слов молитвы.

«Он услышит! Он обязательно услышит! И… отзовется…» — билась под черепом отчаянная мысль.

Слезы экстаза текли по щекам полукровки, золотые огоньки множества светильничков дрожали и привычно сливались в сияющий столб света.

— Да! Вот оно! Слава тебе!

Глаза не нужны, совсем-совсем не нужны, душа видит это чудо без посредства тела. Но вместо того, чтобы впустить внутрь сияния дух верного, пусть и отставного ныне тива, из сверкающего кокона навстречу вышла… женщина. В мокрой рубашке-безрукавке, обтянувшей красивые упругие груди… тонкий стан, широкие, исполненные плотского жара бедра… Она откинула назад недлинные волосы и посмотрела на Удаза зелеными волчьими глазами, ролфийкиными злыми глазами, полными ненависти и презрения.

От острейшего прилива возбуждения мужчина застонал и обеими руками ухватился за пах. Явись ролфийка наяву, он бы, наверное, овладел ею прямо на алтаре, настолько нестерпимым было его желание.

— Что-то случилось? Вам помочь? — дернулся было к нему местный преподобный.

Но Удаз Апэйн взревел, точно раненый вепрь, и бегом бросился прочь из храма. Больше у него иллюзий не осталось. Предвечный полностью отверг недостойного, наконец узрев ролфийскую половину крови эсмондского бастарда. Если ты диллайн, значит — одержимый. Без одержимости (а ее больше не осталось!) Удаз стал тем, кого больше всего ненавидел. Он стал ролфи!

Джона и Грэйн

Грэйн рассчитывала, что их обеих разместят в той самой каморке, в которой она уже успела освоиться за время предыдущего плавания, однако у Нимрэйда на сей раз, видно, были другие резоны. Озабоченный босоногий матрос помог женщинам спуститься по крутому трапу с квартердека на орудийную палубу, а затем повел еще ниже, в самые глубины трюма. В лабиринте полутемных переходов отвыкшая от корабельной вони ролфи мгновенно потеряла чувство направления, Но оно и не требовалось. Внутри все боевые корабли устроены в принципе одинаково, и нет нужды в специальных знаниях, чтоб понимать — руль находится на корме, и если над головой у тебя скрипят тросы рулевого механизма, а лбом ты чуть было не врезалась в нижнюю часть бизань-мачты, значит, ведут тебя на корму. А если спускаешься ты притом все вниз да вниз, можно догадаться, что расположиться тебе придется гораздо ниже ватерлинии. Как бы не в «будку» — специальное укрытие для пассажирок, буде такие случатся на корабле во время морского боя.