Читать книгу "104 страницы про любовь - Эдвард Радзинский"

ЕВДОКИМОВ (успевая раньше). Алло! (Мрачно.) Вас.

ОТЧИМ (берет трубку). Здравствуй, Николай!.. Понимаешь, комическое обстоятельство. (Замолкает, выслушивая поток слов собеседника.) Ну, спасибо, спасибо. (Кладет трубку, уходит.) Возвращается МАТЬ.

МАТЬ. Ты положил в чемодан зубную щетку?

ЕВДОКИМОВ. Положил.

МАТЬ. Боже мой, пятнадцать минут двенадцатого. Нужно что-то тебе сготовить. Куда-то девались все сковородки. После лета все сковородки куда-то исчезают. Ты понимаешь, кажется, Аникина все-таки изберут.

ЕВДОКИМОВ. Меня это мало интересует.

МАТЬ. Тебя сейчас ничего не интересует.

ЕВДОКИМОВ. Здесь стояла ветка. Куда ее дели?

МАТЬ. У нее был клопиный запах. Я ее выбросила.

ЕВДОКИМОВ. Это была моя личная ветка! И я никого не просил!..

МАТЬ. Ну, ладно… Ладно…

Молчание. Он собирает чемодан.

Элик!

ЕВДОКИМОВ. Да?

МАТЬ. Мы с тобой редко разговариваем. Я всегда занята. Я, наверное, неважная мать. Но я бы хотела, чтобы ты мне ее показал.

ЕВДОКИМОВ. Кого?..

МАТЬ. Ее… (Выходит.)

ЕВДОКИМОВ один. Часы бьют половину.

ЕВДОКИМОВ (грустно усмехается). Все…

МАТЬ (входя). Одну сковородку я обнаружила в ванне. Почему?.. Ну, серьезно, Элик, я хоть раз ее видела?

ЕВДОКИМОВ. Кого?

МАТЬ. Ну, ее… которая сюда приходила.

ЕВДОКИМОВ. Не нужно, мамочка. Чушь все это. Приходила, уходила… Одна, другая… все это несерьезная чушь. (Уходит.) МАТЬ. Аникин! Аникин!

Из своей комнаты выходит ОТЧИМ.

Неужели я опять ошиблась?

ОТЧИМ. Нет. Федосевич слишком молод… Они это не любят… (Трагически.) Но Попов?!

МАТЬ (трагически). Он, кажется, ни в кого не влюблен!

ОТЧИМ. Ну вот и хорошо, а ты волновалась.

МАТЬ. Что ж тут хорошего, Аникин? Ну почему он такой? Ну почему он не умеет любить?!

Затемнение.

Парадное дома ЕВДОКИМОВА. В парадном НАТАША, в форме и с чемоданчиком. Стоит, прислонясь к клетке лифта.

Надпись: "Лихта не работает".

По лестнице спускается ЕВДОКИМОВ, тоже с чемоданчиком.

Они стоят и смотрят друг на друга.

ЕВДОКИМОВ. Ясно.

НАТАША. Я просто проходила мимо и решила…

ЕВДОКИМОВ. А позвонить ты не могла?

НАТАША. Понимаешь, я не знала, удобно ли это. Я как раз по лестнице поднималась…

Там к тебе кто-то приехал… Я и решила подождать здесь… немного.

ЕВДОКИМОВ. Значит, ты ждешь два часа?

НАТАША. Два или двадцать два… не помню и не важно.

ЕВДОКИМОВ. Я люблю тебя, Наташа.

НАТАША (почти испуганно). Что ты?

ЕВДОКИМОВ. Я очень люблю тебя.

НАТАША. Ну, тише, тише… А наверное, справедливость все-таки есть. Я загадала, если мы с тобой встретимся сегодня, значит, есть справедливость.

ЕВДОКИМОВ целует ее.

Ну, не надо. Ну, не хочу я… Ну вот, всегда ты пользуешься своей силой.

Он целует ее.

НАТАША. Да не любишь ты меня. Ты просто так, "чмокалыцик". Ну целуй! Целуй! Все равно тебя брошу. И мы совсем не подходим друг к другу.

Он целует ее.

Ты эгоист. Ты терпишь меня за то, что я к тебе хорошо отношусь. А доброту вообще… ты не понимаешь! Брошу я тебя! Вот соберусь с силами и брошу… Просто у меня сейчас с выдержкой плохо.

ЕВДОКИМОВ. Я люблю тебя, люблю…

Гаснут и вспыхивают фары, освещая парадное.

Я ходил к тебе домой.

НАТАША. Я знаю. Я у Лильки жила. Я только сегодня с матерью помирилась. Она мне трет морковный сок. Но я все равно не поправлюсь. Она говорит, что не в коня корм… Элка… Я больше не могу так… Я все думаю… и реву… Ты молчи, молчи…

Я каждое утро с тобой разговариваю. Вот проснусь и спорю с тобой, как идиотка.

Ты только молчи. Все как надо. Так и должно было быть. И всегда ты обо мне бог знает что будешь думать. И правильно! Девчонка, с которой ты познакомился в кафе…

А! Это невозможно. Ты не имеешь права обо мне так думать! Потому что… Элка - мой, мой, мой. Я люблю тебя. Я немыслимо… я даже не знала, что так можно…

Элка, я хочу… Я не виновата! Откуда я знала, что я тургеневская барышня! А ты все равно будешь на меня так смотреть! Потому что… Ты молчи, молчи… Это нам - за все… Что это светит?

ЕВДОКИМОВ. Машина. За мной.

НАТАША. Вот и хорошо. Иди, иди.

ЕВДОКИМОВ. Наташка.

НАТАША. Молчи. Потом… А сейчас иди, иди.

ЕВДОКИМОВ. Боишься, как всегда, быть обузой?

НАТАША. Знаешь, я тебе подарю этого орла. (Снимает с груди птичку.) ЕВДОКИМОВ. Тебе не попадет?..

НАТАША. Уезжай, уезжай, наконец.

ЕВДОКИМОВ. У нас все дела закончатся к двадцать первому. Значит, двадцать второго - у метро "Динамо".

НАТАША. Я тоже улетаю сегодня утром.

ЕВДОКИМОВ. К двадцать второму-то прилетишь?

Она кивает.

У метро "Динамо". В семь часов.

НАТАША. Ну, разлетелись в разные стороны?

ЕВДОКИМОВ. Ты вспоминай там обо мне.

НАТАША. Все твои дела будут хороши! Иди, иди, Эла!

ЕВДОКИМОВ. Салют, Наташка. Привет Брюсселю!

Затемнение.

У метро "Динамо", ВЛАДИК и ЕВДОКИМОВ с цветами. Очень солнечный день. Бравурная музыка.

Рядом щит с плакатами. На одном из плакатов - стюардесса с поднятой кверху рукой.

Надпись: "Летайте самолетами Аэрофлота".

ЕВДОКИМОВ (в сторону плаката). Здравствуй, Наташа… Сто лет не покупал цветы девушкам.

ГОЛОС. Нет лишнего билетика?

ЕВДОКИМОВ. Нет… Ты знаешь, когда мы сегодня утром уезжали, я посмотрел на Семенова. У него была такая счастливая рожа. И только тогда я понял: "Выиграли".

Вот, наверное, ради таких минут живут люди… Завтра все это будет очень привычным.

ГОЛОС. Есть лишний билетик?

ЕВДОКИМОВ. Есть… в баню.

ГОЛОС. Охламон ты!

ЕВДОКИМОВ. Согласен, друг, я - охламон… Люблю ходить на футбол, Владька. Азарт.

Вот ты знаешь, эта Наташа - действительно лучшая девчонка в СССР. Вот она сейчас придет, и я при тебе ей это скажу. (Смеется.) Появляется ИРА. Оглядывается. Замечает ЕВДОКИМОВА и останавливается в стороне.