Читать книгу "Обманутые иллюзии - Нора Робертс"

Люк передвигался по дому совершенно беззвучно, как тень. Он не был уверен в Леклерке, поэтому ловко избегал его, пока проводил разведку территории.

Мебель отражала элегантный вкус Макса. Теперь Люк лучше почувствовал своего наставника, хоть и не мог знать, что вокруг – английский и французский антиквариат. Перед его глазами были просто блестящие изящные столы, пышные диваны, прелестные китайские лампы и мирные пейзажи.

Хоть ему и понравился весь дом, но своим любимым местом Люк сразу определил балкон своей комнаты. Оттуда он наслаждался жарким ароматом цветов и улицы, смотрел на щелкавших фотоаппаратами или покупавших сувениры людей.

Волей-неволей Люк заметил, что в этом городе люди обращались со своими кошельками и портмоне на удивление небрежно. Женщины с болтающейся на плече сумочкой, мужчины, засовывавшие деньги прямо в задний карман расклешенных брюк. Просто рай для карманного воришки! Если с Майами ничего не получится, решил Люк, то он и здесь отлично проживет – особенно если приплюсовать его стипендию как ученика колдуна.

– Ты везде рассыпал сахар, – сказала Роксана у него из-за спины.

Люк напрягся. Он опустил глаза вниз, на свои руки, и недовольно поморщился. Все пальцы были перемазаны сахаром. Он поспешно вытер руки о джинсы.

– Ну и что?

– Леклерк с ума сойдет. От сахара заводятся тараканы. Он еще раз вытер руки, потому что теперь они казались липкими.

– Я уберу.

Она подошла к нему, стала рядом у перил. В желтом костюмчике с шортами Роксана выглядела просто отлично.

– Что ты делаешь?

– Просто смотрю.

– Папа сказал, что сегодня у нас свободен целый день. Завтра мы начнем репетировать новые номера программы кабаре для клуба.

– Какого клуба?

– «Волшебная дверь». Мы там работаем, – она принялась играть с цветами, оплетавшими перила. – Там мы показываем номера посложнее, чем на карнавале. Иногда папа меняет программу два раза в день, а иногда мы работаем специально для отдельных посетителей.

Люк постепенно забыл о своем страхе перед Леклерком и о возможном наказании. Он еще не знал, какое место сможет занять в программе кабаре, но ему ужасно хотелось в ней участвовать.

– И сколько выступлений за один вечер?

– Два, – сорвав цветок ломоноса, она попыталась намотать хрупкий стебелек себе на ухо. – В восемь и одиннадцать. Наши номера – гвоздь программы, – Роксана наморщила носик. – Мне придется каждый день спать после школы. Как маленькой.

Но Люка совершенно не интересовали проблемы Роксаны.

– А он будет показывать карточные фокусы?

Она, наконец, прикрепила цветок и направилась в комнату, чтобы полюбоваться на результат перед зеркалом.

– Ой, да он какие-нибудь новые придумает.

Люк кивнул и задумался. У него уже очень неплохо получались те фокусы, секреты которых он, подольстившись, выманил у Роксаны. И не меньше часа в день он тренировался с наперстками. Но теперь все это надо было показать Максу. Он не пережил бы, если бы его выбросили из программы.

– Папа дал мне денег на мороженое, – она высунула голову через балконную дверь. – Хочешь?

– Нет, – Люк был слишком занят, чтобы отвлечься на угощение или компанию восьмилетней девчонки. – Иди отсюда, ладно? Мне надо подумать.

– Мне больше достанется, – и Роксана умчалась, едва сдерживаясь, чтобы не обидеться.

Оставшись один, Люк быстро достал свои карты и стал тренироваться. Но он едва успел сделать фокус «Тузы сверху», как его снова отвлекли.

На этот раз это был голос. Люк никогда раньше не слышал ничего похожего. Он попытался прогнать его прочь из своего сознания, но голос не исчез. Сочное, надрывающее сердце контральто – этот голос, казалось, пел только для него одного. Не в состоянии сопротивляться, Люк вышел обратно на балкон.

Он тотчас же увидел ее. Женщина в широком цветастом платье, с красным тюрбаном на голове, блестящей эбеновой кожей. Она стояла на углу улицы, у ног – картонная коробка, и ее молитва «а капелла» уносилась в облака к неведомому Богу.

Он уже не мог повернуться и уйти, звуки словно зачаровали, загипнотизировали его. Это была истинная красота. Когда он это понял, голос проник еще глубже в его сердце и тронул струны, о существовании которых Люк даже не подозревал.

Песня летела над Французским кварталом[11]. Вокруг женщины уже собралась небольшая толпа, но она не обращала внимания на слушателей. В коробку, звеня, летели монетки, но она ни разу не посмотрела вниз.

От этого у него побежали мурашки по коже, а в горле сжалось и заболело.

Он рывком метнулся обратно в комнату, к заветной сумке, которую хранил под подушкой, и достал оттуда измятый доллар. Его сердце все еще кровоточило от музыки, когда он мчался по коридору и вниз по лестнице…

В прихожей он увидел Роксану, которая старательно подметала сахарную пудру, и Леклерка. Стоя над девочкой, Леклерк читал ей нотацию:

– Есть надо только в кухне, а не где попало. Теперь ты должна собрать все крошки до последней, слышишь?

– Я все соберу, – она подняла голову и показала Люку язык.

Его сердце было переполнено музыкой, а ум настолько потрясен мыслью, что Роксана взяла на себя его вину, что он оступился и слетел с последней ступеньки. Со сдавленным криком мальчик выбросил вперед руку, чтобы за что-нибудь ухватиться.

Для Люка все произошло, как в замедленной съемке. Он увидел вазу из шлифованного хрусталя, в гранях которой играло и переливалось живое солнце. В ней стояли кроваво-красные розы. В ужасе он смотрел, как его собственная рука коснулась стеклянной поверхности; ваза начала медленно раскачиваться, пока он пытался сохранить равновесие.

Его пальцы опять дотянулись до нее, он почувствовал подушечками холод стекла и издал отчаянный стон: ваза выскользнула и упала на твердый деревянный пол.

Звук разлетевшегося вдребезги стекла был похож на ружейный залп. Люк замер, у его ног искрились осколки, а в воздухе сильно пахло розами.

Леклерк ругался. Не надо было знать французского, чтобы понять, что выражения были сильными и сочными. Люк не шелохнулся и даже не пытался убежать. Он внутренне сжался, уже готовый к любому удару. Та часть его, которая могла чувствовать боль и унижение, словно бы отключилась. На лестнице осталась только безмолвная оболочка зомби, которому все было безразлично.

– Ты носишься по дому, как дикий индеец! Теперь ты разбил Вотерфорд, сломал розы и залил водой весь пол. Imbecile[12]! Посмотри, что ты сделал с этой красотой!