Читать книгу "История Венецианской республики - Джон Джулиус Норвич"

Это собрание коллегии было не единственным чрезвычайным событием этой последней Великой субботы агонизирующей республики. В тот же вечер собрался сенат и 156 голосами против 42 проголосовал за то, чтобы отправить письмо с извинениями. Бонапарта уверили в том, что активность крестьян, в которой он винит Венецию, не что иное, как спонтанные проявления лояльности, а настоящим их объектом являются мятежники за Минчо. Отдельные несчастные случаи объясняются недоразумением и недосмотром местных властей, крестьян подстрекает к действию нужда. Всякий случай насилия в отношении французов будет расследоваться и разбираться в суде. Вдобавок, в качестве залога доброй воли, республика готова отпустить пленников, взятых в Сало. Письмо было вручено двум особым эмиссарам, Франческо Дона и Лунардо Джустиниани, и тут же отправлено.

Едва эмиссары успели уехать, как с материка пришли новости, еще более поразительные, чем приезд Жюно. Против французов восстала вся Верона. Всю Страстную неделю в городе таинственным образом появлялись плакаты и надписи, призывающие население к массовому восстанию.

Венецианцы и французы их срывали, но они туг же появлялись снова. Тут и священники, которые всегда были настроены против революции, на Страстной неделе усилили свою агитацию против пришельцев. Кроме того, из деревень на праздник в город приехали крестьяне. В начале Святой седьмицы, 17 апреля, праздновавшие хмуро шатались по улицам, в любой момент готовые затеять драку. В такой взрывоопасной обстановке отдельные случаи насилия вскоре привели ко всеобщей резне. Еще до вечера в плен было взято 400 французов, остальные нашли в городе три убежища: Кастель Веккьо, Кастель Сан-Пьетро и крепость Сан-Феличе. Там они укрепились и выдерживали осаду, пока 20 апреля не подошло французское подкрепление и не вызволило их. Но даже тогда понадобилось еще три дня, чтобы навести в городе порядок.

Вскоре последовала жестокая месть Бонапарта, которую прозвали «веронской Пасхой». Компенсацию оценили в 120 000 дукатов. У Вероны отобрали ее картины, скульптуры, другие произведения искусства практически подчистую. Из церквей изъяли серебро, Монте ди Пьета (благотворительное заведение) было нещадно разграблено. Для нужд армии потребовали 40 000 пар ботинок и разной одежды в таких же количествах бесплатно. Во всем городе не осталось ни одной лошади. Восемь предводителей восстания, в том числе монах-капуцин Луиджи Колларедо, были расстреляны.

Какую же роль во всем этом сыграла Венеция? Совсем незначительную, поскольку в самом начале событий два ее старших чиновника, Джованелли и Контарини, переоделись крестьянами и бежали из города. На следующий день их заставили вернуться, но почти тотчас же они снова пропали. В то же время веронский граф Франческо Эмили поспешил в Венецию и до самого последнего момента просил ее помочь восставшим. Конечно, на его просьбы не откликнулись. Венеция — сколько раз можно повторять? — соблюдает нейтралитет и намерена соблюдать его и впредь.

Находящегося в Австрии Наполеона Бонапарта уже давно раздражала ситуация в Венето — задолго до того, как пришли пасхальные новости. Он не собирался терпеть антифранцузские настроения и прекрасно знал, что чем дольше затянется война, тем больше будет нарастать враждебность к нему. К тому же поступали сообщения о восстаниях в Тироле. Несомненно, пришло время вернуть ситуацию под контроль, возобновить линии коммуникации и, если потребуется, отступить, но действовать нужно было решительно.

Кроме этих тревожных новостей, были еще ежедневные сводки с другой арены событий. Его армия была лишь одним острием французской атаки на Австрию. Существовала еще Рейнская армия под командованием блестящего молодого офицера, главного соперника Бонапарта — Лазара Гоша. Она шла через Германию на восток с огромной скоростью и могла дойти до Вены раньше Бонапарта. Такого генерал допустить не мог. Только он и никто иной должен был стать победителем империи Габсбургов, от этого зависела вся его будущая карьера. Он не мог позволить Гошу украсть у него победу.

Из-за всех этих событий Наполеон опасался, что Франция может заключить мир с Австрией напрямую, без него. Еще 31 марта он написал имперскому главнокомандующему, эрцгерцогу Карлу одно из самых лицемерных в своей жизни писем, предлагая закончить войну из гуманных соображений. Карл охотно отозвался, и через неделю наступило перемирие для проведения переговоров.

Мир был подписан 18 апреля 1797 года в замке Экенвальд, у самого Леобена, Наполеоном, действовавшим от лица Директории (хотя фактически он с ней даже не посоветовался), и Австрийской империей. Детали договора хранились в тайне, пока не были подтверждены полгода спустя в Кампо-Формио. По его условиям Австрия лишалась всех прав на Бельгию и Ломбардию, а взамен получала Истрию, Далмацию и всю венецианскую terra firma, в границах Ольио, По и Адриатического моря. Венеции эти земли компенсировались бывшими папскими владениями в Романье, Феррарой и Болоньей.

Нужно ли говорить, что Бонапарт не имел никакого права распоряжаться территорией нейтрального государства? Он, конечно, мог бы возразить, что в его глазах Венеция больше нейтральной не выглядела. Он никак не хотел верить в благие намерения венецианского правительства, когда всякое действие выдавало проавстрийские настроения. Вновь и вновь он предлагал Венеции свою дружбу и призывал вступить с ним в союз, но республика каждый раз отказывалась. А кто был не с ним, тот был против него, и жаловаться тут не на что. С другой стороны, приходилось считаться с тем, что законы международной дипломатии осуждали вторжение в нейтральные государства. Однако, какой бы нейтральной Венеция не была, он добился возможности распорядиться этими землями, а если во время войны она показала недовольство или даже агрессивность, то тем лучше.

Здесь можно было бы ожидать, что Венеция, опасаясь последствий франко-австрийского мира и гнева Наполеона за «веронскую Пасху», тихо отойдет в сторонку, чтобы лишний раз не задеть генерала. Вовсе нет. Через два дня после подписания Леобенского соглашения Венеция совершила величайшую глупость, какую только можно представить, даже в контексте всей этой печальной череды недоразумений. После этого она угодила прямо в лапы к Наполеону.

Утром 20 апреля, в четверг, три французских люггера появились у порта Лидо. Первый из них носил провокационное название «Liberateur d'Italie» («Освободитель Италии»), им командовал гражданин лейтенант Жан-Батист Ложье. Судно несло 4 пушки и 52 человека, среди которых находились 12 итальянских добровольцев, недавно набранных в Анконе. Они проводили патрулирование, их главной задачей было защищать французские корабли в Адриатическом море и тревожить австрийские. Ложье и его капитаны, очевидно, еще не знали об исходе переговоров в Леобене. Также они, вероятно, не знали о постановлении Совета десяти от 17 апреля, запрещающем вход в гавань иностранным военным судам. Вряд ли их намерения были агрессивными.

Но командир крепости Сан-Андреа Доменико Пиццамано рисковать не стал. Когда «Освободитель» вошел в канал, он дал через его борт два предупредительных выстрела. В этот момент два других судна развернулись и больше не показывались. Однако Ложье продолжал движение, пока два боевых пинаса не преградили ему путь. Что произошло после этого, неясно, но между венецианцами и французами разгорелся конфликт. В это время «Освободитель», лежавший в дрейфе, но влекомый силой прилива, столкнулся с венецианским галеотом. Тут же команда галеота пошла на абордаж, к ней присоединились команды обоих пинасов, а Пиццамано в это время открыл огонь с берега, несмотря на то, что Ложье постоянно подавал сигнал о капитуляции. Этим огнем были убиты Ложье и четверо из его команды и ранены восемь французов и пятеро венецианцев, один из которых — рыбак из Кьоджи, взятый на «Освободитель» лоцманом — вскоре скончался. Выживших французов заковали в цепи, а их корабль, вернее, то, что от него осталось, оттащили к Арсеналу.