Читать книгу "Святая Земля. Путешествие по библейским местам - Генри Воллам Мортон"

9

На краю пустыни, неподалеку от Нила в районе Асуана, находится разрушенный монастырь Св. Симеона. Местные жители называют его Дейр Авва Хадра. Я сел на поезд до Асуана, удаленного от Луксора на 130 миль, поскольку очень хотел посетить этот монастырь. В итоге я оказался в раскаленной местности, где воздух дрожал и вибрировал от зноя даже зимой.

Утром я пересек Нил на парусной лодке и после полумили пешком по мягкому песку поднялся по склону к тому, что некогда было великолепным укрепленным коптским монастырем. Проводник, который показывал мне дорогу, тоже был коптом и кое-что знал об истории этого места. Он сказал, что монахи не живут здесь с XIII века. Святой Хадра, которому посвящена церковь, жил в IV веке. Он родился в христианской семье, женился в возрасте восемнадцати лет. На следующий день после свадьбы Хадра пошел в церковь вслед за погребальной процессией, и его так поразило это зрелище, что он решил покинуть мир и стать учеником отшельника. Восемь лет он осваивал правила аскетической жизни под руководством святого Баймана, а потом попросил разрешения уйти и основать собственный скит в пустыне. Во время пустынножительства он стал предметом многих легенд, которые широко распространились по округе, потому что он строго следовал по монашескому пути, избрав в качестве путеводной звезды святого Антония. Пришло время, когда умер епископ Асуана, горожане пришли к Хадре и едва ли не силой заставили его занять пост епископа.

Полагаю, его монастырь в Асуане был общиной, действовавшей по правилам Пахомия, поскольку среди руин мне удалось опознать келью на трех монахов с остатками каменных спальных мест, а это как раз соответствует одному из установленных Пахомием обычаев. Церковь сильно повреждена, у нее обрушилась кровля, но внутри сохранилось несколько любопытных фрагментов росписей, на которых изображены угольно-черные фигуры с атрибутами священного сана. Копты всегда представляют на образах Христа с черной, как вороново крыло, бородой и темными пламенными глазами, трудно найти картину, не имеющую разительного контраста с привычными для Запада образами Спасителя. Чем раньше исполнена икона или фреска, тем более европейский облик у персонажей, но постепенно эллинистические традиции ослабевали, пока христианские святые и мученики на деревянных и оштукатуренных поверхностях не приобрели восточный облик вместо греческого.

10

Кто-то в Каире сказал мне, что «пока не проедешь по Нилу, можешь считать, что не видел Египта», и эта фраза запала в мое сознание. Я решил нанять моторную лодку и выделить два дня на медленный спуск по реке до Луксора.

Подчеркнуто вежливый представитель местной компании, всегда готовый пойти на обсуждение возможной скидки, показал мне свободную лодку: это было отличное судно с подходящим мотором и кабиной, в которой я мог устроиться на ночь. За «определенную сумму» я мог доехать на ней до Луксора. Когда мы сократили «определенную сумму» вдвое, потом забыли об этом результате, обсудили совсем другую цену и выпили по пять чашек кофе, я смог осмотреть судно. Оно было пришвартовано к деревянному причалу, а поскольку я ничего не понимаю в лодках, могу лишь заключить, что она была более или менее белой, примерно тридцати футов в длину, на ней имелась кабина с застекленными окнами по правому борту, а на крыше кабины находилась маленькая верхняя палуба с рулевым колесом, подняться куда можно было по короткому трапу.

Мы договорились, что лодка заберет меня с причала возле отеля на следующий день в пять утра. Я проснулся в четыре и был очень удивлен тем, что учтивый управляющий швейцарского отеля тоже поднялся в столь безбожно ранний час, чтобы попрощаться со мной. Мы вместе прошли по темному саду, освещенному лишь одним электрическим фонарем, и в это время услышали со стороны Нила нечто наподобие приглушенных взрывов. Каждый из них напоминал предсмертный вздох некоего несчастного механизма.

— Думаю, это и есть ваша лодка, — заметил управляющий, подняв указательный палец.

Я испытал легкое беспокойство. Может быть, он так любезен со мной, потому что не рассчитывает никогда больше увидеть меня в живых? Мы миновали черные стволы пальм, я почувствовал дрожь, вообразив, как этот элегантно одетый, подтянутый человек в утреннем пиджаке говорит кому-то: «О да, я видел того беднягу. Такой приятный человек, и такое неудачное путешествие! Ах! Не желаете ли ужин в номер?»

Наконец мы увидели большие гладкие камни возле причала и белое пятно с фонарем, словно плывущим посреди сумерек — медленно и неуверенно отыскивая путь к берегу. Мотор издал странное покашливание, как ужасно больная лошадь, а потом я разглядел смуглые руки с шестом, которые направляли лодку в сторону от прибрежных камней. Снова раздалась серия пугающих звуков, судно продвинулось на несколько ярдов вперед, вновь замелькал шест, регулирующий курс, а потом я услышал, как борт глухо уткнулся в стойку причала.

— До свидания, — сказал управляющий. — И… удачи!

— До свидания, — ответил я от всей души. — Буду с нетерпением ждать следующей встречи.

Я ступил на узкую палубу и помахал рукой на прощание, надеясь, что экипаж двинется от причала мягко, без рывков; однако человек в белой рубашке, все еще сжимавший в руках шест, сообщил, что пока нет старшего механика. Я поинтересовался, где он, и услышал безмятежный ответ:

— Он спит.

Я велел пойти и разбудить его, причем немедленно. Человек в белой рубашке прошел на нос лодки, где я разглядел небольшое углубление, а в нем три темные фигуры, скорчившиеся так, словно они попали в ловушку. Между ними и моим собеседником разгорелся ожесточенный спор, в итоге один из спавших выбрался наружу, спрыгнул на берег и исчез в темноте.

— Вы не думаете, что лучше вернуться в отель и выпить чашечку кофе? — поинтересовался управляющий.

— Не беспокойтесь, сэр, возвращайтесь в постель. Вы и так были более чем любезны. Я уверен, мы с минуты на минуту отправимся.

Итак, мы обменялись рукопожатием, он скрылся в тени сада, а я нетерпеливо закурил в кабине, где стоял запах сильного инсектицида. Само по себе это означало, что у местных самые добрые намерения. Одна из трагедий Востока заключается, кстати, именно в том, что здесь у всех самые добрые намерения.

Минут через десять или около того заспанная фигура в феске и заляпанном жиром костюме появилась на борту и безмолвно исчезла в глубине судна. Снизу раздались удары молотка, некоторое время он ровно постукивал. На палубу выбрались еще три члена экипажа, переговариваясь и закуривая. Судя по всему, человек с молотком был старшим механиком, а потому я шагнул вперед и спросил, почему мы не выходим. Капитан — им оказался человек с шестом — встал и с подчеркнутым уважением сообщил, что тот, кого посылали за старшим механиком, еще не вернулся, а без него выйти совершенно невозможно. Я заметил, что экипаж в пять человек для такой небольшой лодки кажется мне весьма необычным, но капитан заверил, что здесь всегда бывает именно так. Я уже начал задумываться о том, что стоило бы сойти на берег и поехать поездом, как вдруг появился недостающий член экипажа, который, вероятно, принес с собой удачу, так как мотор неожиданно зашелся в истерическом приступе кашля, и мы наконец тронулись в путь.