Читать книгу "Долг. Мемуары министра войны - Роберт Гейтс"

Все участники совещания в конце концов согласились, что президент должен позвонить Мубараку, поблагодарить за проявленную политическую мудрость и предложить задуматься о досрочной отставке. Я подчеркнул, что Обаме не следует пользоваться формулировками наподобие «прямо сейчас», лучше употребить какую-нибудь более обтекаемую фразу – например, «скорее раньше, чем позже». Мое предложение было отклонено. Все старшие члены команды по национальной безопасности возражали против информирования общественности о звонке президента Мубараку. Президент не принял во внимание единодушное мнение принципалов и последовал совету младших членов команды относительно того, что именно он скажет Мубараку и как расскажет о звонке прессе. Обама позвонил Мубараку после совещания и в ходе непростого разговора сказал, что «к реформам и переменам пора приступать сейчас». Пресс-секретарь Белого дома Роберт Гиббс на следующее утро уточнил, что «сейчас» началось вчера.

Телефонные провода между Вашингтоном и Ближним Востоком к тому времени уже раскалились. На минувшей неделе демонстрации и протесты уже перекинулись в Оман, Йемен, Иорданию и Саудовскую Аравию. Байден, Клинтон и я звонили сами или отвечали на звонки наших коллег со всего Ближнего Востока в связи с событиями в Египте и в регионе в целом. 2 февраля я беседовал с наследным принцем Бахрейна Салманом ибн Хамадом аль-Халифой и наследным принцем ОАЭ[130]Мухаммедом бен Заидом. Последний, чьи идеи и суждения я всегда ценил, фактически устроил мне форменный выговор, заявив, что от США идут противоречивые сигналы, что та позиция, которую озвучиваем мы с вице-президентом, расходится с позицией Белого дома и тем, что публикуют средства массовой информации. Он продолжил: «Если египетский режим падет, возможен единственный результат – Египет превратится в суннитскую версию Ирана». Принц сказал, что действия США напоминают ему реакцию Джимми Картера на свержение иранского шаха, «тогда как сообщение Обамы должно звучать иначе». Он согласился с тем, что Мубарак «запоздал с переменами», но – «что теперь поделаешь?». Мы договорились созваниваться каждые несколько дней.

Вспышки насилия в Каире происходили все чаще, и я снова позвонил Тантави и настоятельно рекомендовал обеспечить передачу власти «мирным путем и немедленно», причем к участию в процессе нужно привлечь широкий спектр оппозиции. Я выразил обеспокоенность тем, что если переход затянется, то демонстрации и протесты продолжатся, велик риск дефицита продовольствия и экономического кризиса, следовательно, будут нарастать негативные настроения населения, и все вполне может привести к тому, что ситуация выйдет из-под контроля. Тантави заявил, что сторонники Мубарака тоже вышли на площадь Тахрир, чтобы поддержать действующего президента Египта, и что имели место столкновения между сторонниками и противниками Мубарака. «Мы приложим все усилия, чтобы обезопасить площадь в ближайшее время», – заверил он (оставалось лишь надеяться, что это не пустые слова). Я поблагодарил его за невмешательство египетской армии в конфликт и призвал и далее проявлять сдержанность.

В тот же день за обедом я встретился с новым главой администрации Белого дома Биллом Дэйли, который проработал на своем посту меньше месяца. Это умный, жесткий, прямолинейный, честный и кое в чем забавный человек. За сандвичами он поведал мне, что вел «круглый стол» для прессы и «проповедовал» по поводу Египта, а сам думал: «Какого черта?! Что я вообще знаю о Египте?» Дэйли прибавил, что сходные мысли у него возникли в отношении Бена Роудса, выступавшего на заседании СНБ накануне. Я ответил, что, как мне представляется, Бен убежден в силе риторики Обамы и эффективности межгосударственных контактов, но, к сожалению, не принимает во внимание опасности вакуума власти и риски, связанные с досрочными выборами: ведь единственная крепкая и хорошо организованная египетская партия – это «Братья-мусульмане». Умеренным светским реформаторам требуется время и организационная помощь. Я сказал Биллу, что все наши союзники на Ближнем Востоке интересуются, вынудят ли демонстрации или беспорядки в их столицах Соединенные Штаты «хоть немного почесаться».

Вопреки заверениям Тантави, насилие в Каире нарастало: пропрезидентские боевики, верхом на лошадях и верблюдах, врезались в толпу демонстрантов на площади Тахрир, напали на протестующих с дубинками и мечами, калеча демонстрантов и сея панику. На следующий день боевики обстреляли акцию протеста; по сообщениям СМИ, погибли 10 и были ранены более 800 человек. Судя по нашим источникам (признаю, информация была неполной), нападения устроили – или задумали и организовали – верные Мубараку сотрудники египетского министерства внутренних дел. Я позвонил Тантави 4 февраля. Выяснилось, что он, пренебрегая личной безопасностью, пошел утром на площадь Тахрир, желая успокоить демонстрантов, и пообещал, что армия их защитит. Его встретили дружелюбно, и потому, когда мы все-таки созвонились, он был настроен весьма оптимистично. Тантави заявил, что с насилием покончено. Я уточнил насчет сотрудников министерства внутренних дел, якобы напавших на демонстрантов, и Тантави осторожно ответил, что «возможно, отчасти обвинения правдивы, но это уже не проблема».

Тем не менее демонстрации на площади Тахрир не прекращались; более того, протесты охватили и другие районы Египта, несмотря на все старания нового вице-президента страны Омара Сулеймана, который вел активные переговоры с представителями оппозиции. Байден пообщался с Сулейманом 8 февраля, призвал ни в коем случае не прерывать переговоры, поскорее отменить законы, которые служат основой авторитарного правления, и наглядно показать, что Мубарак уже не имеет прежней власти. Позже Байден сказал мне, что Сулейман жаловался – мол, очень трудно о чем-либо договариваться с молодыми людьми на площади Тахрир, потому что у них нет признанных лидеров. Мубарак снова обратился к народу Египта 10 февраля. Большинство египтян – и мы вместе с ними – думали, что он собирается объявить о своей отставке, но Мубарак сообщил, что передал часть своих полномочий Сулейману, однако сам остается на посту главы государства. Помнится, я подумал: «Вот глупец! Он проиграл». Мы тревожились, и было от чего, ибо гнев и разочарование египтян искали выхода. Донилон попросил меня позвонить Тантави и узнать, по возможности, что происходит в Каире на самом деле. В Египте был поздний вечер, но Тантави ответил на мой звонок. Я сказал, что для нас непонятно, можно ли считать, что Сулейман исполняет обязанности президента. Тантави сказал, что Сулейман обладает «всеми полномочиями действующего президента». Я спросил, каков статус Мубарака и по-прежнему ли он в Каире. Тантави сообщил, что президент «готовится покинуть свой дворец и, по всей вероятности, отправится в Шарм-эль-Шейх». И опять он заверил меня, что армия будет защищать народ, а я, в свою очередь, еще раз подчеркнул, что крайне важно, чтобы правительство выполнило обещания относительно реформ.

В шесть часов вечера 11 февраля Сулейман заявил, что Мубарак подал в отставку и что Высший совет египетских вооруженных сил возлагает на себя управление страной. На следующий день Высший совет постановил передать власть после выборов гражданскому правительству и подтвердил приверженность Египта соблюдению всех международных договоров – отличный способ успокоить Израиль и дать понять, что новое правительство не собирается нарушать условия двустороннего мирного договора. 13 февраля Высший совет распустил парламент Египта, приостановил действие Конституции и объявил, что будет сохранять власть в течение шести месяцев или до выборов, если те получится провести раньше.