Читать книгу "Большой облом - Владимир Хачатуров"

Дом коттеджного типа. Характерный для небогатых районов Южноморска безликий стандарт. На первом этаже кухня-столовая, веранда и гостиная. На втором: две спальни, гардеробная и ванная. Свет включать не стали, обошлись фонариком. Бегло обследовав гостиную и кухню, поднялись на второй этаж. Одна спальня, очевидно, предназначенная для гостей, была обставлена со скудной второсортностью. Другая, супружеская, отличалась если не роскошью, то, по меньшей мере, претензиями на тот вкус, которым блещут на своих страницах пухлые каталоги «Все для дома, все для привереды».

Без всякого предупреждения Вадим Петрович вдруг решил проверить на прочность качество только что купленной дубинки, каковой и огрел Вячеслава по кумполу. Качеством остался доволен: Негодяев рухнул как подкошенный. Вадим Петрович не поленился проверить зрачки: уж не притворяется ли хлопец? Хлопец не притворялся. Поэтому добавлять не стал, поберег пыл для предстоящей разборки с хозяевами, которые, кстати, не замедлили явиться. Подвыпившие, но не пьяные. Казалось, они о чем-то спорят. Вадим Петрович прислушался. Коль спорили о киноискусстве, значит, были в кино.

– И чтоб я больше не слышала от тебя такой ереси, Михаил! – предупреждал строгий женский голос.

– Какой, Неллинька? – уточнил мужской, явно расслабленный, готовый на любые уступки.

– Что Шэрон Стоун великая актриса, вот какой!

– Неллечка, я не говорил «великая», я сказал: хорошая…

– В данном случае это одно и то же. Потому что она вообще никакая не актриса, а просто красивая бесстыжая баба!

– Но Неллюнчик, красивых бесстыжих баб пруд пруди, а Стоун одна…

– А это уже просто статистика, Михаил. Кто-то из них должен проскочить в так называемые звезды Голливуда. На сей раз проскочила та, которую звать Шэрон Стоун. В следующий раз проскочит еще кто-нибудь с аналогичными внешними данными и полным отсутствием чего-либо похожего на актерский талант. То, что играет эта Стоун, может сыграть любая милашка, подходящая по фактуре и экстерьеру. Ты понял, Михаил, или для тебя это слишком сложно?

– Понял, – кротко вздохнул Михаил и сердито затопал по лестнице наверх.

Вадим Петрович сидел на кровати в гостевой спальне и чувствовал как в его сердце разгорается мстительный огонь. Он и сам, честно говоря, был не слишком высокого мнения об актерских талантах обсуждаемой кинодивы, но тут вдруг ощутил такую горячую симпатию к бедняжке Шэрон, что случись чудо и окажись кинозвезда здесь, вот на этой кровати (вместо основательно упакованного, снабженного кляпом Вячеслава), то Вадим Петрович за себя бы не поручился!..

Михаил тем временем разделся, прошел в ванную и теперь, стоя под душем, напевал вполголоса что-то про шари-вари, немилосердно фальшивя. Вадим Петрович слушал, морщился и молил Бога, чтобы супруги сегодня не ограничились пожеланиями спокойной ночи, ибо тогда его план двойной мести потерял бы три четверти своей сладости. И Бог услышал его мольбу…

– Не притворяйся, Михаил, – строго сказала женщина за стеной. И Вадим Петрович с большой неприязнью мысленно представил ее рот. Известно, что рты у женщин бывают трагические, драматические, клинические и скандальные (последним следует официально запретить есть прилюдно бананы). Но если судить по голосу, рот этой женщины должен был представлять собой что-то невиданное, – какую-то жуткую акустическую щель для злопыхательских звуков. На какой-то миг (мизерную часть прекрасного мгновения) Вадим Петрович даже проникся сочувствием к Михаилу, однако быстро спохватился и немедленно изгнал из сердца этот атавизм мужской шовинистической солидарности. В самом деле, не менять же свои планы из-за таких пустяков?

– Ты выпил ровно столько, сколько необходимо, чтобы придать соответствующего тонуса сексуальным центрам, – растолковывала меж тем жена мужу некоторые нюансы его душевного расположения. – Так что потрудись привести свой злополучный пенис в функциональное состояние…

Пауза, исполненная безмолвного отчаяния одного из партнеров.

– И ты называешь это эрекцией, Михаил? Постыдился бы Бога!.. Если бы у тебя кто-то был на стороне, то это обстоятельство могло хоть как-то тебя реабилитировать. Но ты клянешься, что у тебя никого нет. Следовательно, я больше не вызываю у тебя сексуального желания. В этой связи возникает закономерный вопрос: стоит ли нам и дальше жить вместе? Зачем друг друга мучить? Мы ведь не мазохисты, надеюсь?

– Ну, Нюшенька, ну, лапонька, – заканючил Михаил, – ты же знаешь, как я тебя люблю!..

– Не только знаю, но и наблюдаю воочию…

– Но он ведь почти стоит!

– И ты называешь это почти?! Да это же гадкий намек на четверть девятого!

– А если его приласкать? – нерешительно предложил муж.

– А чем я, по-твоему, вот уже пять минут усиленно занимаюсь? – возразила жена.

– Можно это сделать и нежнее, – обнаглел Михаил.

– Спасибо, я сыта, – осадила его супруга.

– А может тогда мне… того…

– Не вижу в этом смысла… И вообще, я тебе уже, кажется, говорила, что меня эти гомосексуальные приемчики только раздражают. Завтра сходишь к врачу. А теперь спи, коитус отменяется до лучших времен.

Вадим Петрович утер пот со лба батистовым платочком и посмотрел на пришедшего в себя Вячеслава. Тот сочувственно помотал кляпом: дескать, а что я говорил! Та еще стервозина…

За стенкой установилось молчание, грозившее перейти в летаргические посапывания, похрапывания и прочие шумы оставленных без присмотра носоглоток. Вадим Петрович лихорадочно соображал, или воображал, что соображает, как ему с честью выйти из создавшегося положения. Он-то, неисправимый романтик, сентиментально мечтал отплатить Михаилу той же монетой, то есть огреть его посреди полового акта дубинкой по прибалдевшей репе и, чего уж скрывать, поучить эту стерволярву хорошим манерам с помощью разных прибамбасин, прихваченных в секс-шопе (в апофеозе ему грезилось нечто такое, что двустишие «Мне Бог насильем окрылил / Мои пленительные грезы», вертевшееся в его голове, казалось более чем в тему). А что прикажете делать теперь, когда два этих сурка спят, как придурки? Может, перестрелять их всех на фиг? Или спалить вместе с домом? Нет, горестно покачал головой Солипсинцев, это будет слишком просто, вульгарно, бесчеловечно и, главное, совсем не прикольно. Он не какой-нибудь там народный мститель, для которого производство трупов уже само по себе есть великий повод для оргазмных воплей типа «С нами крестная сила!» или «Аллах акбар!» Нет, господа, он вдумчивый исследователь стыков души и тела. Если он и маньяк, то маньяк ответственный, не чета иным, безответственным ублажателям своих взлелеянных в тиши психических расстройств извращений. Его, например, интересует; можно ли достигнуть в насильственном сексе той же, как минимум, степени удовлетворения, что и в полюбовном. Ибо он намерен внести в копуляцию, как таковую, хотя бы толику истинного греха, – чего так и не удалось сделать первопридуркам Господним, изгнанным по этой причине из рая…